Этот фильм Тенгиза Абуладзе, автора известной «Мольбы», принадлежащей к изощренной «пластической школе» конца 60-х годов, представляет собой интересную попытку найти контакт со зрителем, не теряя многозначности содержания, поэтической символики и изысканности изобразительной формы. Думается, успех этой ленты в том, что режиссеру удалось преодолеть отвлеченность, неопределенность притчи, привязав действие к реальному времени. Он насыщает метафорический стиль приметами подлинной жизни, дает яркие зарисовки национальных характеров. Фильм поначалу кажется неторопливым, чуть ироничным описанием нравов жителей грузинской деревни Патардзеули, отдаленной от всего мира. Но самый ход событий взрывает изнутри это замкнутое существование, обнажая его косность и ограниченность. Абуладзе помещает сюжет в поле исторической ситуации. И тогда частные случаи приобретают обобщенный смысл, а жизнь деревни Патардзеули становится как бы моделью мира, находящегося на изломе, ожидающего с тревогой и надеждой грядущие перемены. Поэтическое обобщение вырастает из самого повествования.

Обратившись к рассказам Георгия Леонидзе, одновременно поэтически и трагикомически рисующим жизнь в дореволюционной Грузии, поведавшим возвышенную, но уже трагическую по звучанию историю загубленной любви юных Мариты и Гедиа, Тенгиз Абуладзе смог увидеть давние события с исторической перспективы, однако без вневременного принципа притчи, что было свойственно «Мольбе». Именно дистанция времени делает характеры более объемными, а метафоризм сюжета приобретает социальный смысл. Притчевое начало уже не явно, а скрыто, растворено в повествовании. Притча стремится превратиться в параболу (произведение, источающее из себя смысл как свет), в которой метафоричность находится внутри действия, экранная реальность обращена к обыкновенной жизни, но таящийся в глубине метафорический смысл явлений выносится на поверхность будто по параболе.

Кудрявцев С. Прилавок // Экран и сцена. 1998. № 43.