Прежде всего — это необычный фильм.
Его нельзя отнести к документальным: роль одного из двух героев фильма играет актер. Игровым назвать его тоже трудно — главным героем фильма является реальный человек, Василий Шульгин. Это фильм о нем. Вернее — о России и революции. О том, как Шульгин видит теперь старую Россию и ее державного правителя, как Шульгин вспоминает и объясняет революцию. ‹…›
Направляемая режиссером камера внимательно фиксирует весь путь Шульгина в рамках сюжета фильма: вот он приезжает в Ленинград, приходит в Таврический дворец, где заседала дума, потом посещает салон-вагон, в котором встречался с Николаем II, идет по ленинградским улицам, каждая из которых — страница истории... И рассказывает, рассказывает...
Его сопровождает советский историк. Своими вопросами он помогает Шульгину вспоминать. Помогает даже тогда, когда вспоминать не хочется. Иногда он уточняет рассказы Шульгина, проверяя направляемую эмоциями человеческую память беспристрастностью документов. Иногда — спорит, а то и обвиняет...
Рассказы и воспоминания Шульгина важны автору фильма не только как свидетельство поверженного врага. Их содержание шире и многограннее. Оно более противоречиво, полнее охватывает пестроту истории, помогает проникнуть в ее глубины.
Уже по краткой биографической справке читатель мог заметить некоторые черты Шульгина, делающие его особенно интересным для художника, вдумчиво исследующего революционные пути России.
Даже тогда, когда Шульгин переходил с крайних правых, черносотенных позиций к оппозиционным речам в думе или хлопотал об отречении Николая, он не изменял себе. Его монархизм последователен, его преданность старым порядкам, поломанным революцией, нерушима. Но он не был глупо прямолинейным, оголтелым до ослепления, до полной социальной глухоты. Вера не мешала ему видеть и слышать, мыслить и анализировать. Определенность классовых позиций не лишала способности наблюдать жизнь за пределами узко классового горизонта, сопоставлять привычные догматы политической веры с фактами постоянно меняющейся реальности.
‹…›
Задумывая картину, Эрмлер понимал, что для фильма интересны не только биография Шульгина, не только его участие в больших событиях, но и сам вот этот процесс внутреннего развития, противоречия процесса, путь Шульгина к сегодняшним выводам и позициям. Этот процесс, эти противоречия — тоже призма, через которую можно многое увидеть. Вот почему Эрмлер так пристально следит за мыслью Шульгина, вслушивается в его воспоминания и рассуждения. Чтобы полнее представить «историю характера», а через нее историю времени, Эрмлер включает в свой фильм кинодокументы, напоминающие о событиях и обстоятельствах, вспоминаемых Шульгиным, — они очень органично вплетаются в рассказы и рассуждения Шульгина.
Шульгин всюду остается самим собой. Он очень органичен, достоверен на экране, и даже крупные планы не мешают ему оставаться естественным перед кинокамерой. Такой достоверности, естественности подчас не хватает актеру Свистунову. Очевидно, дело в том, что для актера историк — это роль, а для Шульгина путешествие по памятным местам Ленинграда и листание памятных страниц истории — это жизнь. Может, сказалось тут и то, что автор фильма в некоторых сценах не нашел для историка точных слов и эмоций: там, где по логике характера и времени требуются философские раздумья, историк допускает прокурорские интонации, полемические заострения. Он словно бы забывает (вместе с постановщиком фильма), что в наши дни вести полемику с монархистом на полном накале страстей по меньшей мере странно и несовременно.
Впрочем, такого рода просчеты не определяют, как мне думается, общей тональности и атмосферы фильма. Новый фильм Эрмлера помогает каждому из нас заново перелистать страницы истории и найти там строки, ранее не замеченные или стертые временем. История оживает, она предстает перед зрителем в непривычных ракурсах и поэтому особенно впечатляет. Просмотрев фильм, зритель уносит в душе эмоции и мысли, очень нужные ему в жизни, которая повернула Россию на новые исторические пути.
Караганов А. Перед судом истории // Вечерний Ленинград. 1965. 12 октября.