Но Эрмлер не был бы Эрмлером, если бы сам не поставил в конце своей биографии восклицательный знак. Если помните, в молодости он не любил завершать картину словом «конец». Он действительно не вернулся к игровому кинематографу. «Конечно, ни один игровой фильм, даже если он весьма талантливо, глубоко и широко сделан, не может так воздействовать, как могут воздействовать факты и историческое лицо», — заявил он на очередном собрании. Так возник документальный фильм «Перед судом истории» (1965) — фильм-перевертыш, автобиографический фильм, последний фильм Эрмлера. Перед судом истории предстал Василий Шульгин, 86-летний старик, бывший член Государственной думы. Классовый враг. «Конечно, если бы я встретился с ним в 1924 году, я наверняка сделал бы все, чтобы мое заключение кончалось словом „расстрелять“, — рассказывал Эрмлер. — И вдруг я увидел такого апостола Петра — слепого, с тростью. ‹…› Передо мной предстал старец, который долго на меня смотрел, а затем сказал: „Вы очень бледны. Вас, голубчик, нужно беречь. Я ведь зубр, я выстою, а выстоите ли вы рядом со мной?!“».

«Я ее (картину. — П. Б.) очень люблю, и люблю потому, что суть дела, если вдуматься в это, — трагедия. Пусть чужого человека, человека другого класса, но это трагедия». Честь ему и хвала, Фридриху Эрмлеру, за то, что он понял это, и за то, что нашел в себе мужество в этом признаться! Фильм замышлялся как очередная вариация на тему «обломка империи» (это отметил в свое время Олег Ковалов): бывший классовый враг беседует с Историком, ходит по современному Ленинграду и в результате неизбежно приходит к осознанию краха своих убеждений. Все просто. И основной довод весьма логичен, его формулирует Историк: «Вы — наш политический противник, имеете возможность сегодня вести этот откровенный разговор. Разве это не доказательство той свободы, о которой вы столь иронически упоминали?»

В роли Историка снимался ленинградский артист Сергей Свистунов. И в этом был главный просчет Эрмлера. Не в том, что Свистунов, а в том, что «в роли». Всем — и Эрмлеру в том числе — было очевидно, что собеседником Шульгина мог быть только он сам, Эрмлер. Он и пробовал сниматься, был доволен результатом, съемки эти сохранились (к сожалению, без фонограммы). «Но потом я подумал, — оправдывался Эрмлер, — получится, что в Советском Союзе коммунист и еврей Эрмлер берет за горло старика и с ним это делает». Оправдание весьма сбивчивое. Потому что не в этом дело, а в том, что, очутившись «по ту сторону камеры», Эрмлер неминуемо и сам оказался бы перед судом истории. На это он не решился.
Между тем монархист и антисемит Шульгин искренне полюбил еврея и коммуниста Эрмлера. На «Ленфильме» до сих пор рассказывают, как они трогательно прогуливались под ручку в перерывах между съемками. И Шульгин оказался Эрмлеру по-человечески близок — быть может, потому, что, спеша за временем, Эрмлер, как и Шульгин, остался в прошлом. В то время как основная часть его менее «продвинутых» современников — Козинцев, Хейфиц, Райзман, те же Пырьев и Донской — оказалась снова в авангарде. У Эрмлера уже не было на это сил.

Получилось то, что должно было получиться: Шульгин переиграл Историка. «Ход истории неумолим», — восклицал историк с решимостью чрезвычайной. «Вы правы, мой... друг, — грустно улыбался Шульгин, — разрешите мне вас так называть. Вы правы как историк... А история часто бывает жестока». С какими-то доводами он соглашался, все так же грустно улыбаясь. А с какими-то не соглашался. И упрямо бил палкой в пол. «Интеллект и само старорежимное обаяние Шульгина были столь велики, — писал Олег Ковалов, — что он вызывал зрительскую симпатию и жгучий интерес».

«Фридрих Маркович, — совершенно серьезно спросил его на просмотре молодой ленфильмовский актер Юрий Соловьев (кстати, член партии и даже без пяти минут парторг студии), — а вы действительно хотели показать, что старая дореволюционная интеллигенция выше и значительней современной?» — «Да ты что?! — закричал Эрмлер. — Я коммунист!» И стукнул палкой об пол — точно так же, как Шульгин в картине... Итак, очередной фильм-перевертыш. Но на дворе — не 1937-й, а 1965-й. И «прочли» картину все, кто ее видел. Потому она и стала событием. И победой Эрмлера, хотя вышла после многократных переделок и вскоре исчезла с экранов. Закончив «Перед судом истории», Эрмлер слег с инфарктом — уже четвертым и последним. Он умер 12 июля 1967 года. Кстати, Шульгин, годившийся Эрмлеру в отцы, пережил его на девять лет. ‹…›

Багров П. Житие партийного художника // Сеанс. 2008. № 35 — 36.