Муратовские «провинциальные мелодрамы» вторгались в мир, и поныне нам мало ведомый.
Самое удивительное, что это ведь не только муратовский, но и наш мир тоже. То, о чем она бралась рассказывать, существовало где-то в глубинах и нашей души, где мы продолжали оставаться мужчинами и женщинами, где мы могли радоваться и печалиться тем вещам, мимо которых в реальности с легкостью проходили.
Это не сон разума, это тяжкое забытье души. Это прижизненное отлучение от нее. По существу это пребывание вне подлинной, многомерной реальности.
Тоталитарная идеология сконструировала другую, выдуманную действительность и насильно поселила нас в ней. Те, кто хоть как-то ощущают разрыв между выдуманным и сущим, — страдают. Те, кто обнаруживают лирическую недостаточность бытия, — не находят себе места в фальшивой среде. Это может быть «деловая», «производственная» среда или среда «общественной работы». Типично наш, казарменный, уклад.
Героини муратовских мелодрам по анкетам — служащие. В «Коротких встречах» — советский работник ‹…›. Но это по анкетам, а у Муратовой они, конечно, всего лишь женщины — и этим все сказано.
Они входят в муратовские сюжеты без должностей и трудовых забот, а с призванием любить и быть любимыми. Их время не может быть поделено на «рабочее» и «нерабочее», ибо это время ожиданий и надежд, разочарований и снова надежд.
Это лирическое, полетное время. Время, где нет часов со стрелками и часов без стрелок, ибо это время не отсчитывается — оно избывается.
Конечно, это еще и плотское, биологическое время, имеющее свои восходы и свои закаты. И потому это время приливов и отливов, время Солнца и время Луны. Время, равное всей человеческой жизни и даже большему. Ведь это еще и время мужа и жены, любимого и любимой. И, стало быть, время продолжения рода. И, стало быть, время матери и сына. Родительское время.
«Треугольники» муратовских мелодрам вписаны именно в такое время.
В «Коротких встречах»: женщина — ее любимый — и другая женщина, у которой как раз в период разлуки вышеозначенной пары случайно происходят свои «короткие встречи» с тем же героем. Первая уже давно любит его; вторая, моложе первой, еще только начинает ощущать свое чувство. Это не традиционный любовный «треугольник», потому что в нем вообще нет «третьего лишнего» и отсутствует мотив ревности и измены: каждая женщина связана с героем независимо от другой. Скорее здесь нужно вести речь о параллельных, которые пересекаются где-то за рамками сюжета: первая знает его — вторая знает его, — но вместе втроем они нигде и никак не взаимодействуют, он продолжает существовать в отдельных ожиданиях каждой. Движение чувств происходит сразу в трех направлениях. Всех троих персонажей связывает, таким образом, лирическое время, которое, воспользовавшись понятием английской грамматики, можно обозначить так: Future in the Past — Будущее в Прошедшем.
‹…› Если с советскими женщинами не все так просто, то с советскими мужчинами — тем более. Советского мужчину во всей красоте и блеске только в фильме «Москва слезам не верит» и увидишь.
Внешнее присутствие мужчин на периферии муратовских сюжетов лишь подчеркивает жгучую их необходимость центру.
Конечно же, не случайно спутники муратовских женщин в «Коротких встречах» и «Долгих проводах» — люди бродячих профессий: геологи, археологи. Казалось бы, здесь, в южном приморском городе, им пристало быть моряками. Но море в данном случае слишком близко. Море здесь — это набережные и пляжи, это едущие за город трамваи, это говорливый Привоз, это вобла и пиво, это, конечно, оперетта ‹…›.
В «Коротких встречах» и «Долгих проводах» Муратова жила вспыхивающими и гаснущими надеждами.
Гульченко В. Между «оттепелями» // Искусство кино. 1991. № 6.