Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.

Персонажи «Коротких встреч» — это мигранты из деревни в город, геологи, мигрирующие с места на место, горожане, переселяющиеся в новостройки, фабричные девчонки, переезжающие с квартиры в общежитие (одна из них уверена, что не вышла замуж из-за интеллигентной Валентины Ивановны, растревожившей воображение простолюдинки, которая, когда с ней познакомилась, «от своего круга отбилась», а к ее кругу «не прибилась» ‹…›), это спецы с повышенным чувством долга, которых по разнарядке отправляют из города в деревню поднимать сельское хозяйство. Это ответственный работник райсовета Валентина Ивановна, отвечающая за коммунальное хозяйство, ‹…› и «обыкновенная баба» (по характеристике, выданной ей в парикмахерской, где в «бабах» толк понимают). «Книжная женщина» (так говорит ее возлюбленный, геолог Максим). И — практичная (она по-хозяйски выясняет цены на свинину с деревенщиком, привезшим на рынок эту самую свинину, и недовольна, что «дорого»). ‹…›
В «Коротких встречах» все персонажи чего-то ждут-ждут-ждут. Конец 60-х — время рухнувших надежд. Хотя молодую героиню зовут Надя, Надежда ‹…›. Муратова зафиксировала время не надежд, но ожиданий. Разница существенная. Но «жизнь продолжается». Этими словами закончила героиня Муратовой эпизод в кафе, где тамошний постоялец ежедневно (за угощенье) рассказывал о своих погибших на войне детях.
В ожиданиях — саспенс «Коротких встреч», желанных, невозможных, застрявших в памяти, обжигающих руки, что гладят подушку или трогают стенку в квартире, стенку-преграду, уничтоженную вдруг прикосновением рук. И выносящих героинь фильма ‹…› навстречу их краткосрочным — сверхсрочным воспоминаниям.
Ожиданиями живут все персонажи, кроме мигранта в законе, профессионального романтика-геолога, который «сегодня здесь, а завтра, может быть, на Камчатке». ‹…›
Ожидают в «Коротких встречах» любви, жилплощади, свиданий, замужества, дня, когда придется делать доклад о сельском хозяйстве, в котором Валентина Ивановна ни бум-бум, подачи воды, понимания. ‹…›
«Каждый день ко мне приходят, каждый день спрашивают, — рассуждала за кадром Валентина Ивановна, — когда будет вода, когда будет вода. Я им отвечаю, каждый раз отвечаю, как автомат: через год будет вода, через год... Нельзя же так все время жить и ждать, ждать все время, что что-то произойдет через год, через месяц, я не знаю когда, через двадцать минут. Это ж люди, они же сейчас живут». ‹…› [Д]осаждает, если б не короткие встречи, именно «автоматизм» (слов, поступков) — течения жизни.
В пропитанных ожиданиями «Коротких встречах» настоящее время принадлежит прошлому или будущему. Оно-то и сбивает автоматизм текущей повседневности. И тогда рутинное существование дает «течь». «Люди, они же сейчас живут». Или ждут? В начале фильма, наклонившись над тетрадью, в которой написан постылый доклад для зубрежки, Валентина Ивановна переключается на диалог с самой собой: «Ой, надо ж посуду помыть... или оставить... или помыть... Мыть или не мыть — вот в чем вопрос». Жить или ждать? ‹…›
У персонажей «Коротких встреч», приросших к своему конторскому месту, сорванных с родных мест, готовых переехать в неготовые квартиры, и у свободолюбивых охотников к перемене мест — переходное положение. И только потому — не тупиковое. Но 67-й, год выпуска картины, осушал последние капли оттепели. Никаких ни прямых, ни косвенных соответствий между переживанием социального времени и временем раздавленных личных надежд, разумеется, в муратовском дебюте нет. Но время, в котором пребывают герои, время их настоящей, прошлой, будущей жизни — пограничное тоже. Оно течет от надежд к зябкому самочувствию, к надорванным чувствам.
Абдуллаева З. Кира Муратова: искусство кино. М.: Новое литературное обозрение, 2008.