Так сложилась жизнь, что у меня не было старших товарищей. Полагается же кто-нибудь такой во времена студенчества или чтобы первая женщина была старше — у меня этого не было. Но в зрелом возрасте я встретил такого человека.
Это был 1993 год, я тогда ушел из «Коммерсанта», и мы с моим партнером Леней Милославским организовали рекламное агентство «юрийгагарин». Нам нужен был оператор, и один приятель предложил мне: «Хочешь Рерберга?» Я: «Ты с ума сошел? Это же как «А хочешь Пушкина? Пусть напишет рекламный слоган». По уровню так и есть: Георгий Иванович Рерберг — знаменитый оператор, он с Тарковским ставил фильм «Зеркало», он снял все первые фильмы Андрея Кончаловского — «Первого учителя», «Историю Аси Клячиной...», «Дворянское гнездо», «Дядю Ваню». Он единственный оператор, который получил приз на Венецианском кинофестивале (за фильм «Звездопад») — ввели как раз номинацию «За лучшую операторскую работу», и ни до ни после него такой приз никто не получал.
Но тогда были времена, очень тяжелые для кинематографа: фильмов фактически не снимали, и для оператора реклама была единственным источником заработка. И мы с Рербергом сняли
Для него кадр — это было самое важное в жизни, ничего важнее не было. Однажды мы снимали ролик в гостинице «Москва». Там была какая-то телочка, он выстраивал кадр и вдруг говорит: «Туфли на ней не те! Не такие должны быть туфли». Уже поздно — где их покупать? Он говорит: «Давай сходим ко мне домой». Он жил в Брюсовом переулке с женой, актрисой Валентиной Титовой. Идти недалеко. Мы пришли, он взял Валькины туфли: «Вот эти подходят!» Валя обалдела. Когда вернул, она выкинула их с балкона: не хочу, говорит, после ваших бл...дей носить. А для него кадр был важнее, чем то, что это туфли жены.
Мы с ним однажды пришли на премьеру фильма Сергея Соловьева «Три сестры». Это было событие: немецкий актер в роли Вершинина, весь бомонд в Доме кино. Я вышел в коридор через двадцать минут, смотрю, Георгий Иванович тоже ходит по фойе. Я ему: «Что, в сортир?» А он: «Нет. Просто в XIX веке полы не покрывали лаком, а натирали воском». И для него эта лажа в кадре — как для некоторых скрип вилки по стеклу.
Разговаривали мы о чем угодно — хоть о кино, хоть о бабах. А как он разбирался в живописи! У него в квартире была очень хорошая живопись. Еще у него был погреб. Представьте: Брюсов переулок, дом посредине Москвы, весь увешанный мемориальными досками (там Мейерхольд жил, например). А на кухне погреб, где лежали какие-то настойки, соленья, брусника. Выпивать у него было хорошо очень. Он сильно пьющий был человек, иногда запойный.
В последние годы мы редко виделись. Но он мог позвонить и сказать: слушай, я тут суп сварил, давай водки выпьем.
Васильев А. Кто вас этому научил // Большой город. 2012. 6 июня.