Сначала я услыхал о «Ноге» от кого-то из знакомых. Потом позвонил незнакомый режиссер Никита Тягунов и пригласил посмотреть его фильм. В назначенное время у проходной «Мосфильма» никого не было. Я уже собрался уходить, как появился человек вполне плейбоистого вида, если бы не замученный землистый цвет лица. «Простите ради бога за опоздание, — произнес он. — Этой ночью я жестоко траванулся». Мы пошли в зал.
Фильм об Афганистане мог быть чем угодно — батальным полотном, военно-полевым романом, психодрамой с изломом. Но все политические игры, социальные конфликты, психологические нюансы оказались потеснены, а то и вовсе сведены на нет мистической предопределенностью, разлитой в пространстве сюжета.
Обратившись к американской культуре, Тягунов прошел мимо Копполы, Оливера Стоуна или «Охотников на оленей» — то есть не воспользовался близлежащими образцами, приспособленными к более или менее легкой русификации. Он отдал предпочтение Фолкнеру — его маргинальному рассказу, здоровая эпическая мощь которого колеблема скрытыми потусторонними силами.
Афганская война — главное историческое событие в жизни поколения. Может быть, единственное событие. К ней причастны и те, кто спрятался, отстранился. Если они и не участвовали в войне — война участвовала в них, как отторгнутая, отрезанная нога вмешивается в жизнь героя этого фильма.
Речь не только о моральной травме — иначе и сумасшествие героя было бы лишь поучительной расплатой за грехи общества, отдавшего на заклание сыновей и братьев. В то время как герой «Ноги» сходит с ума, соприкоснувшись с инфернальным нездешним миром, а Афганистан — лишь земной отблеск его.
Сам Тягунов на угрюмого мистика вовсе не походил. Охотно делился безумными планами, прожектами и видами на будущую жизнь. Рассказывал, как поедет в Голландию, загонит дорогой обратный билет, купленный фестивалем, на вырученные деньги купит машину в Бельгии (там дешевле) и с понтом прикатит в Москву. Все это должно было стать лишь отправной точкой в цепи фантастических операций, которые он живописал с таким увлечением, что становилось ясно: его воображением движет не блеск золота, а драматургия авантюры. А чтобы слушатели поверили в его феноменальную деловую хватку, он доверительно сообщал, что всю жизнь занимался фарцовкой и вывез за бугор не одну сотню икон.
На самом деле каждый его фестивальный выезд сопровождался коллизиями совсем другого рода. Порой напивался уже в самолете по дороге туда, терялся где-нибудь в Мадриде и обнаруживался только под занавес фестиваля. Или сердобольный таксист среди ночи доставлял его к порогу гостиницы. А откуда-то бедного Никиту со свистом выслали за наркотики...
В Потсдаме «Нога» отхватила половину главного приза — 25 тысяч марок, столь необходимых для съемок «Вараввы» — заветного никитиного проекта. На него эта новость так подействовала, что он прекратил пить и на прощальной пароходной гулянке уединился на корме, уставясь в ночную воду.
Плахов А. В отсутствии легенды // Сеанс. 1993. № 7.