Юрий Богомолов
Ближе и роднее стала нам Поднебесная: в нездешних интерьерах, на фоне неземных ландшафтов маются инопланетные герои «Мишени» — Фаусты и Фаустины нового времени. Чистенький, блестящий, как кастрюля из IKEA, коллективный ад, променявший прошлое и будущее на омолаживающую маску. В мире «Мишени» нет ни стариков, ни детей — последнее, что еще соединяет героев Зельдовича и Сорокина с органической жизнью на Земле, — это секс. На кону исторического прогресса цивилизации не много не мало — то, что мы называем человечностью. Как скоро она за ненадобностью отпадет от человека? Когда явится новая мораль? И какой она станет? Впрочем, это уже тема следующего фильма Владимира Сорокина и Александра Зельдовича.
Лариса Малюкова
Пространный, притягательный футуристический кинороман. Шесть персонажей в поисках недостижимого счастья; счастье же — как «мишень без края»: целься не целься, все равно — в «молоко». Вечный сюжет о порабощении духа телом разыгрывается в убранном китайскими флагами городе-герое под стеклянным куполом. Архитектура этого киноколосса, воздвигнутого авторским триумвиратом Зельдович — Сорокин — Десятников, взмывает, подобно сталинским высоткам, за облака. Но «мишень», поставленная перед собой авторами, слишком уж огромна — попасть в нее практически невозможно.
Антон Долин
Равной постановочной и декоративной амбиции в современном русском кино не встречалось последние лет двадцать. «Мишень» — нечто большее, чем просто фильм, и в этом ее главная проблема. Обладай наше кино американскими ресурсами, из полнометражной картины Зельдовича мог бы получиться образцовый сериальный эпос — часов на десять-двенадцать общей длительности. Упиваясь демонстрацией «России стабильного будущего» и лихо, но суматошно сплетенной интригой, режиссер забывает о том, что персонажей неплохо было бы представить зрителю (остается полагаться только на Толстого, подсказывающего необходимые референции). Однако многие просчеты «Мишени» простятся — хотя бы потому, что форма здесь идеально соответствует содержанию. Как невозможно обнаружить рецепт счастья, которого не обеспечит даже вечная молодость, так невозможно сегодня создание по-настоящему масштабного киноромана, который дал хотя бы какие-то (пусть заимствованные) ответы на главные вопросы бытия. «Мишень», при всей полнокровности и увлекательности, — лишь его тень.
Елена Фанайлова
Россия нулевых воспета в «Мишени» со всей яростью ума, ненавидящего идеи современных кремлевских мечтателей. Продукт, увы, для внутреннего пользования: горькую иронию авторов, превративших Россию будущего в сырьевую державу с геополитическими амбициями, где офицеры таможни охотятся на гастарбайтеров, а жен покупают на ярмарках невест, вероятно, оценит лишь местный любитель дилогии «День опричника» — «Сахарный Кремль». По степени мизантропии и безумия великосветские страдальцы «Мишени» не уступают героям «Меланхолии». Но что-то не складывается в отечественной версии апокалипсиса: то ли критический разум был побежден русским гламуром, то ли ударная волна достигла лишь рубежей мишени. ‹…›
Станислав Зельвенский
Невероятно любопытная неудача, но все же — неудача. Сделано здорово, по-фирменному, что уже страшная редкость: сценарий, художник, музыка, актерский состав (хотя репутация Суханова как большого артиста несколько загадочна)... Дело, вероятно, в самом Зельдовиче: он кажется мне скорее постановщиком, чем режиссером. Фильм снят без интонации, без пристрастия. Отличником, который все вроде делает правильно, но лучше бы иногда ошибался.
Лидия Маслова
Стиль, который в «Москве» воспринимался так, словно сам собой, без особых режиссерских усилий зародился в окружающей атмосфере, в «Мишени» выглядит искусственным и надуманным. За десять лет ни Зельдович, ни его соавтор Сорокин не изменились ничуть и упорно продолжают доводить до совершенства свою замороженную, или, если угодно, отмороженную, стилистику. Попав в холодную вселенную Зельдовича, чувствуешь не кубик льда во рту, а мертвенный вакуум барокамеры.
Сеансу отвечают: Мишень // Сеанс. 2011. 45/46.