«Страшно», «слишком откровенно» — говорят о картине «Иди и смотри», представляющей звериное лицо фашизма со всей прямотой, на какую только способен экран. Искаженные лица крестьян, приговоренных к массовому сожжению; обнаженный труп с табличкой «Я обидел немецкого офицера», который полицаи без конца возят по селу в качестве «наглядной агитации»; наконец, история самого Флёры, прошедшего все эти круги ада и у нас на глазах из смешливого мальчика превратившегося в старика. Изобразительная эстетика фильма и в самом деле немало испытывает зрительские эмоции. Истинно эмоциональный, нравственный, образный камертон фильма «Иди и смотри» — его фонограмма. Пламенный, гуманистический пафос этой ленты родится во многом из музыкального ее решения, из ее музыки — скорбной, трагической и чистой, как «Слёзная» Моцарта.
Эти щемящие звуки — маяки, указывающие путь: иди и смотри, как поседевший мальчик Флёра с фанатической стужей в глазах стреляет в Гитлера. «Убей Гитлера» — таково было первоначальное название фильма. Автомат направлен на портрет фюрера, валяющийся в луже посреди освобожденной партизанами деревни. Огненная очередь вспарывает экран, и бегут под пулями кадры гитлеровской хроники. История движется вспять; через победные шествия и парады с вытянутой в фашистском приветствии рукой — к фотографии маленького Адольфа Шикльгрубера на руках у почтенной бюргерши-мамы.
Искусство монтажа хроники, завещанное Элему Климову его учителем Михаилом Роммом, виртуозно примененное им в таких фильмах, как «Спорт, спорт, спорт», «Агония», «Лариса», здесь проявилось с новой блистательной силой. И вновь, как в прежних работах, весь ритм и строй монтажных сопоставлений подчинен музыке. До сих пор с Климовым работал Альфред Шнитке, и его музыка, властно вбирающая суть стремительно сменяющих друг друга кадров, сама словно выстреливала этими кадрами, добавляя им новый смысл, настроение, пафос. Теперь все иначе. Жужжащая муха беды, нависшей над миром, от кадра к кадру, где все больше беснуется фюрер, разрастается в целый сонм мерзко поющих созвучий; и вот уже то не мушиный полет, а вагнеровский «Полет валькирий», ставший своего рода музыкальным символом-клише нацизма. Пробивается знакомая напористая мелодия то гулом струнных, то фанфарами духовых; и снова заглушает ее томительный одинокий звук...
А потом — Моцарт. Великий «Реквием». Прозрачно-чистая и трагичнейшая «Лакримоза». Музыка, обращенная в прошлое. Музыка памяти, уходящая в вечность.
Кагарлицкая А. Музыка, вбирающая время // Музыкальная жизнь. 1985. № 21.