Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
«Страшно», «слишком откровенно» — говорят о картине «Иди и смотри», представляющей звериное лицо фашизма со всей прямотой, на какую только способен экран. Искаженные лица крестьян, приговоренных к массовому сожжению; обнаженный труп с табличкой «Я обидел немецкого офицера», который полицаи без конца возят по селу в качестве «наглядной агитации»; наконец, история самого Флёры, прошедшего все эти круги ада и у нас на глазах из смешливого мальчика превратившегося в старика. Изобразительная эстетика фильма и в самом деле немало испытывает зрительские эмоции. Истинно эмоциональный, нравственный, образный камертон фильма «Иди и смотри» — его фонограмма. Пламенный, гуманистический пафос этой ленты родится во многом из музыкального ее решения, из ее музыки — скорбной, трагической и чистой, как «Слёзная» Моцарта.
Эти щемящие звуки — маяки, указывающие путь: иди и смотри, как поседевший мальчик Флёра с фанатической стужей в глазах стреляет в Гитлера. «Убей Гитлера» — таково было первоначальное название фильма. Автомат направлен на портрет фюрера, валяющийся в луже посреди освобожденной партизанами деревни. Огненная очередь вспарывает экран, и бегут под пулями кадры гитлеровской хроники. История движется вспять; через победные шествия и парады с вытянутой в фашистском приветствии рукой — к фотографии маленького Адольфа Шикльгрубера на руках у почтенной бюргерши-мамы.
Искусство монтажа хроники, завещанное Элему Климову его учителем Михаилом Роммом, виртуозно примененное им в таких фильмах, как «Спорт, спорт, спорт», «Агония», «Лариса», здесь проявилось с новой блистательной силой. И вновь, как в прежних работах, весь ритм и строй монтажных сопоставлений подчинен музыке. До сих пор с Климовым работал Альфред Шнитке, и его музыка, властно вбирающая суть стремительно сменяющих друг друга кадров, сама словно выстреливала этими кадрами, добавляя им новый смысл, настроение, пафос. Теперь все иначе. Жужжащая муха беды, нависшей над миром, от кадра к кадру, где все больше беснуется фюрер, разрастается в целый сонм мерзко поющих созвучий; и вот уже то не мушиный полет, а вагнеровский «Полет валькирий», ставший своего рода музыкальным символом-клише нацизма. Пробивается знакомая напористая мелодия то гулом струнных, то фанфарами духовых; и снова заглушает ее томительный одинокий звук...
А потом — Моцарт. Великий «Реквием». Прозрачно-чистая и трагичнейшая «Лакримоза». Музыка, обращенная в прошлое. Музыка памяти, уходящая в вечность.
Кагарлицкая А. Музыка, вбирающая время // Музыкальная жизнь. 1985. № 21.