Я много ездил по стране и везде встречал людей, требующих от кинематографа самого серьезного разговора. Жаждущих его. Этот слой людей существует повсюду, поэтому думаю, что у нас есть свой зритель. Но есть, конечно, и те, кто хочет веселиться. Даже те, кто вообще ничего не хочет смотреть. Помните, Адамович рассказал о книге, вышедшей в издательстве «Прогресс»? Это книга Шелла «Судьба Земли». В ней описана ситуация, когда на Земле больше не рождаются дети. Все остальное в порядке, только дети не родятся. Такие могут быть дела. И, зная об этом, ваш знакомый живет безмятежно? Ну, пусть живет. Если может. ‹…›
Судьба мира зависит от поведения каждого. Нужно только найти точку приложения сил, в том числе душевных, духовных. Состояние души любого отражается на духовном, климате планеты.
У человека есть бытовое сознание и высокое сознание. Бытовое — это так называемый «здравый смысл». А высокое — то, что позволяет человеку, порой вопреки «здравому смыслу», совершать поступки, направленные на благо других, на общую пользу. В первую очередь — на спасение живого.
Наш фильм, надеемся на это, должен вызвать у зрителя особое состояние души, переключить его сознание с бытового на высокое. Изменить что-то.
— Жанр вашего фильма?
— Страсти. Страсти, которые говорят о пределах человеческого существования, о глубинных тайнах личности. Человек ведь пока мало изучен. Мы хотели понять его глубже. С нами на съемках работала группа ученых: психиатры, психологи. Нам нужно было уберечь психику 14-летнего московского школьника Алеши Кравченко, исполнителя главной роли. Все, что происходит в фильме, увидено глазами подростка. Сюжет предполагает, что Флера, герой картины, переживает невероятный ужас. И мы последовательно, кадр за кадром, то есть необычным для кино методом, снимали фильм, чтобы дать возможность исполнителю постепенно входить в ситуацию. Ученые работали с Алешей, научили методам расслабления, приемам психотренинга. С мальчиком нам повезло. Он оказался крепким, мужественным, ответственным, понимавшим, ради чего работает. ‹…›
Я — дитя войны. Мне было 8 лет, когда она началась. Мы жили в Сталинграде, я видел горящий город, потом, вернувшись из эвакуации, запомнил город разрушенный. Мой отец защищал Сталинград. Я видел смерть, знал голод. Но таких страшных картин, о каких повествует фильм, мне не довелось видеть. Адамович же пережил сходную ситуацию, он был в партизанах и то, что происходило, не может забыть. ‹…›
Когда мы работали, ни о каких наградах не думали. В Белоруссии есть области, например, Витебская, где погиб каждый второй. И казалось иногда, что из мглы смерти смотрят на нас миллионы глаз и ждут правды. В литературе эта правда, часть ее — существует. Есть книга «Я из огненной деревни». В ней Я. Брыль, В. Колесник и А. Адамович собрали свидетельства людей, которые чудом остались живы, которые горели и спаслись из-под пепла. Экранизировать эту книгу невозможно. Никто не выдержал бы, не смог смотреть на экран. ‹…›
Я уверен: кое-что простить никому нельзя. На территории Белоруссии погибло 2,5 миллиона человек. Большинство из них — не защищенные оружием. Тотальное уничтожение мирного населения — это уже не война, это так называемый геноцид. В Белоруссии предполагалось оставить лишь минимум ее коренных жителей. И превратить их в рабов. Уничтожить леса, чтобы негде было прятаться. А землю засеять кок-сагызом. Это растение не употребляется в пищу, из него можно только делать каучук. Такая участь ждала Белоруссию, а потом этот опыт предполагалось распространить на все страны Европы. То есть проводили генеральную репетицию того, что предстояло миру, если бы победил фашизм.
Я хорошо узнал белорусов. Это нежный, добрый и скромный народ. Но они породили мощное сопротивление, которое не давало фашистам спать спокойно. Белорусский писатель Кузьма Чорный написал: самое страшное не то, что они нас убивали, но что они нас научили убивать. Это самое страшное, что можно сделать.
У нас в массовке снимались жители деревень, которые все это пережили, их дети, внуки. Перед ними нельзя было фальшивить. Совесть тревожила нас постоянно, мы боялись оскорбить память очевидцев, исказить суть происходившего, отступить от правды. Это жестокая правда. Но без нее не познаешь истоков этой жестокости, ее причин, и не уничтожишь эти причины.
Такой работы у меня еще не было. Это был не просто фильм. Это — жизненный опыт, который повлиял на творческие планы.
Климов Э. Любовь и ярость [Интервью А. Андреева] // Ленинградский рабочий. 1985. 23 августа.