Дорога. Фильм начинается с дороги и кончается дорогой. Это пустая дорога, по которой никто не уйдет вдаль, в диафрагму, на поиски счастья, и никто не вернется назад. Это русский проселок, убегающий в поля и перелески, пыльный летом, непролазный осенью и всегда берущий за душу своей томительной бесконечностью. И это извечный для кинематографа (да и до кинематографа) мотив странствий, в которых герой познает мир и самого себя.
Может быть, не будь войны, доехал бы Алеша Скворцов по этому тракту на попутной машине всего до ближайшего городка, чтобы там поступить куда-нибудь в техникум. Но война сорвала его вместе со всеми с места, и теперь на этом проселке он успел только обнять мать, чтобы снова добираться на фронт, откуда на шесть суток дал ему увольнительную генерал...
Эффектные (и, пожалуй, единственно эффектные в очень лирической и мягкой операторской работе В. Николаева и Э. Савельевой) кадры с танком, который преследует Алешу,— еще не начало, еще только как бы пролог к его незатейливой истории. Собственно, история начнется, когда с почти неправдоподобной увольнительной в кармане и с непонимающей улыбкой на лице он выйдет на свою «дорогу». Но уже в этом прологе режиссер и актер В. Ивашов намечают главные черты своего героя: естественно присущее ему чувство долга, до последней секунды удерживающее его у полевого телефона, в окопчике, на который прет чудище — танк; и почти детскую неискушенность, наивность: связист Алеша Скворцов подбивает танк не с осознанной целеустремленностью ненависти, а в отчаянном наитии самозащиты. И с той же нетронутой наивностью, eщe не зная законов житейской дипломатии, просит у генерала вместо награды разрешения съездить домой — перекрыть крышу. Так начинается его недолгое и фантастическое путешествие в тыл.
«Баллада о солдате» — история нескольких дней пути от передовой до родной избы, прохудившуюся крышу которой Алеша так и не успел починить. А там снова проселки, разъезды, полустанки, эшелоны — вся Россия, сдвинутая с места войной...
Надо ли удивляться, что именно в послевоенном кино такое распространение получил мотив дороги—случайных встреч и отчаянных расставаний, внезапной душевной близости и права судить почти незнакомого человека.
Внешне история Алеши Скворцова, как и многие современные картины, бессюжетна. Ведь даже встреча с Шурочкой только эпизод—может быть, более существенный, чем другие, но все же эпизод в его путешествии. Картина, как и многие современные картины, состоит как бы из ряда «новелл». Одни, как история инвалида, несмотря на свою краткость, имеют завязку, кульминацию и развязку. Другие, как знакомство с Шурочкой, кончаются ничем, обрываются, чтобы никогда не возобновиться. Действующие лица на какое-то время входят в поле зрения Алеши, потом исчезают и больше не появляются. Да и судьба самого Алеши не имеет сюжетной развязки, потому что его смерть, о которой мы узнаем в самых первых кадрах фильма, никак не связана с его путешествием.
Фильм строится как хроника — из почти бессвязных кусков действительности, которая встречает Алешу по пути домой сутолокой печальных и нищих военных рынков, внезапным надломом человеческих судеб, тяжким женским трудом, стойкостью, надеждой. Так строятся многие военные и послевоенные фильмы, и тот, кто пережил войну, будучи уже достаточно взрослым, оценит, как много горькой и неприкрашенной правды в разрозненных эпизодах картины.
Дорога — вот то, что составляет единство и непрерывность фильма, его ритм, его движение, нечаянное сплетение эпизодов, где все случайно и все исполнено значения для зрителя и для героя.
Да, конечно, картина бессюжетна только по форме. Только внешне — ее движение от платформы к платформе, в перестуке колес, в мелькании пейзажа сквозь щели теплушки, за окнами пассажирских вагонов.
Да, конечно, дорога Алеши Скворцова — это дорога познания жизни. ‹…›
В разнообразии случайностей, поджидающих героя на каждом разъезде, есть своя логика — это логика его собственного характера, так счастливо проявившего себя еще на передовой (в окопчике, в генеральском блиндаже) и столь же естественно осуществляющего свою простую и ясную мораль в невеселых перипетиях тыловой жизни.
А жизнь эта — пусть ее всего-то четыре дня — каждый раз дает знать о себе какой-нибудь коллизией, какой-нибудь человеческой судьбой. То это рябой гаер солдат, едущий на верхней полке вагона, то тетка-шофер, устало задремывающая за рулем допотопного грузовика, то и дело глохнущего в размытой дождями дорожной грязи, то солдатская жена, изменившая мужу, то девушка, тайком забравшаяся где-то на полустанке в ту же теплушку, что и Алеша.
И что ни человек, то вопрос.
На одни вопросы жизнь не требует от Алеши ответа, позволяя ему оставаться только свидетелем чужой судьбы или чужой беды. Что мог бы он сказать рябому солдату, скоротавшему несколько выпавших ему мирных ночей с чужой женой? Чем помочь тетке, у которой сын — вот такой же, как он, парнишка-фронтовик — не дает о себе знать?
В другие судьбы — волею случая или по доброте, чистоте и справедливости своей — Алеша вмешивается, теряя драгоценные отпускные часы и приобретая нечто, что можно было бы назвать жизненным опытом, если бы только мы не знали, что этот опыт едва ли успеет пригодиться ему, сложившему голову где-то у деревни с нерусским названием.
Он мог бы оставить инвалида, которому помог поднести чемодан, и успеть на свой поезд. И авторы фильма не скрывают, что промедление на первых порах сердит Алешу. Но он не уезжает, потому что бросить человека в момент, когда может пойти к черту вся его жизнь,— не в характере Алеши.
Он мог бы и не взять поручение к жене у встречного солдата, а взявши, выполнить его не более чем добросовестно. И действительно, Алеша едва не забыл отнести по адресу переданные ему два куска мыла, а отнеся, едва не оставил их у женщины, которой уже не нужна эта солдатская забота. Но он вернулся за подарком, он разыскал отца незнакомого ему солдата и оставил два куска мыла там, где они нечто большее, чем просто два куска очень дефицитного мыла,— в бывшем спортзале, где общая беда объединила и сделала близкими многих людей из разбомбленных домов и где горе и радость делятся поровну на всех. Он мог бы не делать этого, но таков его характер.
Он мог бы не пожалеть Шурочкиной столь агрессивно оберегаемой, насмерть перепуганной чистоты. И действительно, ее близость в пустой, закрытой на засов теплушке дразнит его чувства. Но, взволнованный этой близостью, может быть впервые в жизни задетый за сердце, он откажется от всякого сближения даже тогда, когда она сама его предложит, чтобы чистой довезти девушку к ее со страху выдуманному жениху. ‹…›
Достоверность в изображении голодного и сурового военного быта, усталые лица женщин, тяжелые слова военных сводок из репродукторов — все это в «Балладе о солдате» может напомнить и «Журавлей» и «Судьбу человека». Но, разделяя с этими картинами стремление к правдивости, «Баллада о солдате» отличается от них своей тональностью, выбором героя, всем своим строем. ‹…›
Есть в тональности этого фильма — в светлом строе тонкоствольных березок, плывущих за окнами вагона, в юных лицах Алеши и Шурочки, просвеченных лучом солнца сквозь щели теплушки, в чистоте и недосказанности их отношений, в плавном, немного замедленном, как будто напевном ритме, в каком один эпизод переливается в другой, — нечто, не укладывающееся в рамки хроники, которая составляет его внешнюю форму; в реальности и жизненной достоверности его эпизодов — нечто идеальное. Недаром даже образ разрушения и смерти является в нем в виде красавицы дивчины, убитой при бомбежке поезда, с головой увитой ромашками.
Это идеальное — вторая стихия фильма, столь же равноправная в нем, как первая. И столь же правдивая, невыдуманная.
Правдивая не только потому, что чистая любовь существует и мальчики Алешиного поколения, скорее всего, вели бы себя именно так, как Алеша, но оттого, что это правда отношения создателей фильма к своему прошлому, к своей фронтовой юности.
Хроника и сказка, легенда. Во всех событиях фильма есть невыдуманность хроники, но есть и непреложность нравственного закона сказки, где хорошее равно счастливому, а дурное несчастливому, где герой никогда никого не оставит без помощи и никогда не ошибется именно благодаря своей наивности. Вот почему, вероятно, Ежов и Чухрай назвали картину не «повесть об Алеше Скворцове», не «история», а «баллада» — «Баллада о солдате». В этом сочетании хроники и сказки — неповторимость, в этом своеобразие и обаяние картины, особенно благодаря поэтической высоте и свежести исполнения ролей Алеши (Володя Ивашов) и Шуры (Жанна Прохоренко). ‹…›
Фильм-память и фильм-преддверие. Фильм о времени жестоком и все-таки прекрасном для тех, кто, как Алеша Скворцов, шел прямым путем и отдал жизнь за правду и за свободу для всех. Фильм-хроника и фильм-баллада о счастливой и горькой солдатской доле и о том, что идти вперед «с правдой вдвоем» и есть счастье. Фильм-дорога, по которой никогда уже не вернется Алеша навстречу своей несостоявшейся любви...
Туровская М. «Баллада о солдате» // Да и нет. М.: Искусство, 1966.