Работа режиссера М. Калатозова отличается своей целеустремленностью, темпераментом художника, необычайно динамичным решением почти всех эпизодов сценария, плодотворной работой с актерским коллективом.
О том, как снята картина С. Урусевским, надо писать отдельно, так как это большое художественное явление в искусстве оператора.
В последнее время мы часто спорили о причинах, порождающих серость и однотипность в решении художественных замыслов многими как молодыми, так и зрелыми мастерами искусства театра и кино.
Но вот мы смотрим «Летят журавли» и наглядно убеждаемся в том, что самые различные приемы решения хороши и необходимы, производят огромное впечатление, если те, кто их применяет (в данном случае речь идет о М. Калатозове и его товарищах), смело, убежденно, вдохновенно следуют за большой идеей... Идеей глубоко человечной, призванной служить воспитанию народа, пробуждать в народе его лучшие чувства и устремления. Идея В. Розова — о вечно живых для нас героях Отечественной войны — пронизывает весь фильм «Летят журавли» и является как бы эпиграфом к каждому звену-событию этой картины.
Просто, убедительно показана режиссером в первой части фильма еще такая по-детски шаловливая, по своему поэтическая любовь Вероники и Бориса. Но как мужественно встречают они страшную войну!..
Случайно (а сколько случайностей бывает в жизни!) Вероника опаздывает на последнее свидание с Борисом, опаздывает проводить его на фронт. Как логично отбирает режиссер ряд событий, чтобы эти «случайности» помогли развитию драматического конфликта, развитию всего действия картины. С большим темпераментом показывает режиссер, как Вероника стремится не опоздать попрощаться с любимым человеком.
Мощная колонна танков, следующая через Москву на фронт, преграждает ей путь. Несколько секунд колебания, и Вероника вырывается из рядов москвичей, заполнивших улицу, по которой движется колонна... Девичья фигура в белом платье бесстрашно пробирается между тройным рядом грозных, тяжелых орудий.
Ход событий доведен режиссером в этом эпизоде до крайней степени напряжения. Танки не предусмотрены первыми вариантами сценария. Сам замысел — заставить девушку действовать в столь необычных обстоятельствах — очень смел. Но отличная психологическая разработка предшествующих эпизодов заставляет нас поверить в возможность такого положения. Превосходно сняты С. Урусевским эти в своем роде парадоксальные кадры: девушка в «потоке» танков!
Проходит еще несколько минут, и перед Вероникой возникает новое препятствие. Столько людей пришло к сборному пункту проводить добровольцев, что среди них найти в считанные минуты единственного, любимого — задача огромной трудности.
Как решает этот эпизод режиссер? Он выбирает обычный на первый взгляд прием- снимает панорамой большую группу людей. Но когда смотришь на всех тех, кто плотной массой прильнул к ограде, то запоминаешь каждое лицо, каждую секундную встречу двух-трех персонажей в этой огромной по масштабу сцене. Угадан общий ритм движения всей панорамы (особенно интересен «обратный» ход) и каждого отдельного ее участника. Огромна эмоциональная насыщенность всей сцены. Безупречна игра Т. Самойловой. Она пробивается (но это не то слово!), продирается через плотно сомкнувшуюся толпу людей.
И снова нас восхищает смелость режиссерского замысла. М. Калатозов показывает сцену-панораму в ее непрерывном нарастании-20, 30 секунд... минуту, две, три... Он строит прощание с отбывающими на фронт так, чтобы тебе, зрителю, хотелось бесконечно смотреть ее, быть ее участником, раствориться в общем для всех нас, таком общечеловеческом порыве.
Как можно было всего этого достигнуть?
Вероятно, здесь имело место яркое видение режиссера, его умение заразить им всех окружающих: от молодой актрисы Самойловой до последнего участника этой сцены; вдохновенный труд великолепного оператора С. Урусевского; труд всех, кто создавал этот фильм- режиссера Б. Фридман, художника Е. Свидетелева, звукооператора А. Майорова.
Таких эпизодов в картине несколько: это встреча возвращающихся с фронта бойцов (финал картины); это замечательная сцена в госпитале. Они доведены до предела выразительности, потрясают своей эмоциональностью, смелостью, восхищают мастерством оператора, режиссера, актеров. Они раскрывают до конца идею автора, они пробуждают чувство прекрасного у зрителя, наполняют наше сердце гордостью за советскую кинематографию.
Есть в картине и отличные «парные» сцены. Они различны по своему содержанию и по средствам их воплощения на экране. Едва ли не самая сильная из них та, в которой Марк добивается Вероники. Может быть, в предыдущих сценах недостаточно раскрыта страсть Марка к девушке, которую любит его брат, но все звенья борьбы Вероники в эту трагическую для нее ночь показаны режиссером и сняты оператором превосходно! С того момента, как в пустой квартире остаются вдвоем Вероника, не желающая спуститься в бомбоубежище, и Марк, преодолевающий свой страх перед налетом, и до той минуты, когда он уносит на руках по осколкам битого стекла морально сломленную девушку, — эта сцена смотрится с огромным напряжением. И кажется, что никак иначе ее нельзя было разрешить.
Она должна была начаться во тьме ночи, под сигналы воздушной тревоги. Увертюра к ней — страстная, сильная музыка, когда Марк играет на рояле. (Нам понятно, что музыкой он хочет заглушить свой страх.) В этом эпизоде должна была быть сцена яростного физического сопротивления Вероники. Марк должен был получить не одну, а десяток пощечин от оскорбленной девушки! И мы должны были увидеть глаза обоих, показанные такими крупными штрихами оператором, потому что в глазах отразились все мысли и чувства персонажей. А вокруг рвутся бомбы, вылетают стекла, взвиваются оконные занавеси и раздаются могучие залпы зениток... Пусть в этой сцене чувствуется скрытый символ, но это не только не отвлекает наше внимание от основного смысла ее сюжета, а, наоборот, делает эту сцену запоминающейся, поворотной для всей линии поведения Вероники, предельно вскрывает причины трагического происшествия в ее жизни, объясняет, почему она могла — очутиться во власти нелюбимого человека, изменить Борису.
Эта сцена и ее художественное раскрытие- большое достижение всех, кто в ней занят, всех, кто ее так задумывал и так осуществил. Поставить так эту сцену в театре, написать на полотне — нельзя. Ее воплощение на экране М. Калатозовым — наглядное доказательство огромных возможностей киноискусства.
Особенности киноискусства раскрывает и другая «парная» сцена-встреча Вероники с Володей. По своему смыслу, по интимности она как бы просится на подмостки сцены. Однако как сильно показана она на экране! Перед нами Вероника, прошедшая свой трудный путь, бесповоротно порвавшая с Марком, морально свободная от мучившей ее измены Борису; ее партнер по этой сцене — фронтовой друг Бориса Володя. Кадр организован очень просто: Вероника в своем неизменном черном свитере (отлично найденная для образа деталь одежды) стирает в большой лохани. Молодой солдат вернулся с фронта, ищет семью Бориса. Мы легко узнаем в нем одного из тех бойцов, кто попал в окружение вместе с Борисом. Он и там играл иногда на губной гармонике, и сейчас она с ним. Идет скупой диалог о жизни, о войне, о фронте. Володя ждет возвращения отца Бориса, чтобы сообщить ему о гибели сына. В девушке, занятой таким прозаичным делом, как стирка белья, он не узнает невесту своего погибшего товарища, хотя видел ее карточку... Вероника догадывается о его миссии. Ее глаза, ее взгляд... То, что скрыто или выражено во взгляде актера, можно увидеть в театре не дальше 8-го, 10-го ряда партера. В кино это видно всем. Велика сила воздействия крупного плана, особенно когда он снят и решен с таким искусством, как в данной сцене. ‹…›
С большой силой решены в картине режиссером и внутренние монологи, когда человек остается наедине с самим собой. Мысли, воспоминания Бориса в последнюю минуту жизни переданы в такой яркой форме, что запоминаются не меньше больших, полных драматизма народных сцен-панорам. Замечательно лицо А. Баталова в ту секунду, когда его поражает насмерть осколок шрапнели. Боясь пошевелиться, чтобы не покинуло его раньше времени последнее дуновение жизни, почти неподвижно смотрит Борис вверх на кроны молодых, чудесных березок. Путаются уже мысли, кружится голова, закружились по всему экрану и верхушки берез (блестящее решение оператора!)... Но сознание еще не покинуло героя, и в его воображении встает прошлое. Вот он стремительно бежит, догоняя Веронику по большой лестнице многоэтажного светлого московского дома... В начале фильма как раз эти кадры кажутся несколько обычными, уже не раз виденными. Но как органичны, необходимы и поэтичны они сейчас, в последние мгновения жизни Бориса! Замысел режиссера становится необыкновенно ясным, убедительным именно благодаря верно найденной ассоциации-сопоставлению первых кадров фильма, в которых его авторы рисовали счастливую, светлую жизнь своих героев, — с кадрами, возникающими на экране в трагические секунды смерти Бориса. И вот по той же лестнице сходят в праздничных нарядах Борис и Вероника, овеянные радостным чувством любви, как свадебной фатой невесты!.. И снова закружились кроны берез на экране, скользнуло по дереву и опустилось в воду, разбрызгивая осеннюю грязь, тело убитого воина, верного сына своей Родины.
Автор, режиссер и оператор не боятся на длительное время оставлять героев своего фильма в одиночестве. Стремительно выходит из госпиталя Вероника, потрясенная словами Федора Ивановича о женщинах, изменивших своим мужьям и любимым. Несутся ей навстречу, заслоняют, пересекают, режут ее лицо и фигуру доски заборов. Как две змеи, вьются рядом с ней рельсы железнодорожного полотна, застилает от нее все дым несущегося под виадуком паровоза. Еще секунда, и она бросится вниз! Но за ее спиной слышен резкий скрип тормозов, и, обернувшись, Вероника успевает выхватить из-под колес грузовика заблудившегося мальчика!
Необычайно четкая, ясная композиция всей картины, чередование «парных» сцен с народными, массовыми; сочетание внутренних монологов героев с пейзажем, звуком, световым штрихом; отличный монтаж всей картины в целом и каждого ее события в отдельности — все это вместе взятое заставляет говорить о больших художественных достоинствах, о зрелом мастерстве М. Калатозова, С. Урусевского, всего творческого коллектива, создавшего этот фильм.
Нельзя не вспомнить и об отдельных счастливых находках в картине: стремительный, бурный ритм картины вдруг прерывается статикой, почти фотографической неподвижностью кадра («мы решили пожениться» или конец рассказа Володи).
Актеры, занятые в фильме, проявили незаурядное мастерство и понимание своих задач. Громадные трудности представляла роль Вероники, которую исполняет актриса Т. Самойлова. И автор сценария и режиссер ставят свою героиню в сложные психологические положения. Как решать их? Фашистская авиация разрушила дом, в котором жили мать и отец Вероники. После отбоя воздушной тревоги, выйдя из бомбоубежища, Вероника видит, как горит ее дом. По разрушенной лестнице бесстрашно бежит она к дверям квартиры, к отцу и матери. Передней пустота... Все обвалилось, обрушилось, лишь стенные часы продолжают вести счет времени. Мы видим только лицо актрисы, и мы верим его выражению, мы вместе с Вероникой потрясены ее горем. У Самойловой хорошие данные: живое, передающее душевные переживания лицо, выразительные глаза, гибкая фигура, легкая пластика движений. Богат и глубок ее внутренний мир, ее человеческое содержание. Пожелаем ей успеха и счастья на трудном актерском пути...
А. Баталова мы уже видели на экране, знаем его обаяние, до нас и раньше доходила та внутренняя чистота, которой он умеет наделять своих героев. В картине «Летят журавли» А. Баталову предстояло создать образ юноши, который должен запомниться всем нам: это один из тех советских людей, отдавших свою жизнь за Родину, о котором мы, оставшиеся в жизни, обязаны всегда помнить.
Это должен быть не какой-то особенный человек-герой, обладающий и внутренними и внешними качествами, выделяющими его из окружающей среды. Нет, Борис-это один из многих ему подобных и в то же время самый близкий и дорогой для нас. Тот, которого мы каждый день встречаем на улице, на работе, в театре, в парке и с любовью провожаем глазами. До конца «свой»! Наш сын, наш брат, наш любимый! И Баталов с замечательным тактом рисует такого бесконечно дорогого нам человека. Нигде не впадает он в «актерство», не морализирует, не становится в позу, не «показывает» владеющие им чувства, а переживает глубоко, искренне.
Несколько однообразен, внутренне статичен в своей чуть мрачной «красивости» А. Шворин-Марк (за исключением сцены преследования Вероники во время бомбежки).
Серьезный, оригинальный и глубоко человечный образ советского врача у В. Меркурьева. Умная, трогательная, тоже без всякого «актерства» и сентиментальности бабушка- А. Богданова. Тонко и как-то очень точно психологически ведет роль Ирины С. Харитонова.
Весь актерский ансамбль в картине оставляет самое лучшее впечатление. Выполняя трудные задания постановочной группы, актеры находят интересные индивидуальные краски для каждой роли. ‹…›
Авторы картины не боятся воздействовать на зрителя и системой параллельных ассоциаций (звук часов в первых кадрах картины и в квартире трагически погибших родителей Вероники), и сильными музыкальными акцентами, и отдельными штрихами-деталями, доведенными в своей остроте до символического значения. Когда вспоминаешь события этой картины, они представляются овеянными своеобразной поэзией и романтикой, переданными с экрана сильным, точным языком киноискусства. Многие кадры этого фильма настолько волнуют, что заставляют забыть обычную сдержанность и слезы, вызванные тем состоянием души, когда трагическое заставляет плакать не от ужаса за судьбу героев, а от радости за то, что они, выдержав самые суровые испытания, остались верными высоким идеалам человека, — такие слезы, чистые, хорошие, застилают глаза..
Горчаков Н. Близкие нам люди // Искусство кино. 1957. № 12.