Григорий Рошаль:
Грандиозные события минувшей войны показаны здесь с большой философской глубиной и суровой правдивостью — без боев, без пиротехники, без сентиментов.
Отдельные эпизоды — проводы добровольцев, гибель Бориса, спасение ребенка, встреча фронтовиков — сделаны как героическая сюита, при полной слитности замысла режиссера М. Калатозова и оператора С. Урусевского.
Лео Арнштам:
Мне хочется назвать этот фильм вдохновенным гимном человеческой верности, чистоты и стойкости.
Что особенно привлекает в картине?
То, что о простых людях, о простых вещах в ней говорится языком высоко поэтическим.
Евгений Андриканис:
Поражает великолепное мастерство С. Урусевского.
В своем творчестве он возрождает отчасти забытые сейчас славные традиции советского операторского искусства. Каждый фильм, снятый Урусевским, отличается своеобразием присущего только ему одному лирико-романтического почерка. ‹…›
Какую взволнованность придает оператор отдельным кадрам с помощью одного лишь света! Как проникновенны и глубоки его портретные характеристики Вероники, Бориса, Марка! С каким умением Урусевский использует при натурных съемках пасмурную и солнечную погоду для создания настроения! Какого эмоционального эффекта достигают его двойные экспозиции, примененные кстати (мечты умирающего Бориса о счастье)!
Подчас даже нам, профессионалам, трудно представить, каким образом снималась та или иная сцена, как оператор смог так виртуозно перемещать киноаппарат при съемке одного и того же кадра, каждый раз находя все более и более выразительные точки зрения.
Михаил Папава:
В основе этой картины — чрезвычайно бесхитростная и даже традиционная история: как один из братьев погиб на фронте, а другой увел его невесту. Но на этом простом сюжете удалось создать умное, значительное, тонкое по мыслям произведение киноискусства, трогающее до глубины души.
Режиссер, оператор, актеры обогатили сценарий новыми, свежими мыслями и высокими чувствами, внесли в него большую эмоциональную силу. Личная тема переросла в тему большого общечеловеческого звучания, касающуюся всех нас.
Но есть в этой превосходной картине детали, которые меня огорчили. Вероятно, не стоило превращать Марка — поначалу интересного человека — в пошленького дезертира. Жаль также, что сцена в метро во время бомбежки стала проходной.
Михаил Ромм:
Вся картина, несмотря на трагичность событий, несмотря на то, что режиссер не побоялся остро и сильно рассказать эту драматическую историю, вселяет чувство оптимизма, какой-то просветленности.
Очень хорошо играют артисты, и главным образом Т. Самойлова. Роль Вероники не из легких, особенно во второй части, когда в характере героини отчетливо преобладает тоскливая нервозность.
Уже в начальных кадрах безоблачного, радостного счастья в глазах героини читается какая-то тревога, и, хотя Вероника ничего особенно проникновенного не говорит, она кажется все понимающей и умной. В Веронике — Самойловой ощущается глубина мыслей, богатство чувств, где-то спрятанных и дремлющих до поры.
Самойлова — удивительно тонкая и необыкновенно обаятельная актриса.
Превосходен А. Баталов в небольшой роли Бориса. Он действительно живет на экране, живет искренне, правдиво, и его герой представляется чудесным талантливым юношей.
Интересно также играют Н. Шворин, В. Меркурьев, С. Харитонова.
Григорий Чухрай:
Некоторые сцены могут быть отнесены к шедеврам кинематографического искусства. Они вмещают в себя гораздо больше того, о чем говорил сценарий.
Гибель Бориса наполнилась страстным поэтическим содержанием. Отправка на фронт под знакомый, заигранный марш, с толпой, через которую невозможно прорваться, и с печеньем, рассыпанным под ногами бойцов, зазвучала величественно, как эпос. А бомбежка, с пятнадцатью возгласами «Нет!» и пощечинами, с ногами, ступающими по битому стеклу — разве это можно забыть?
Ни по строю чувств, ни по способу их выражения этот фильм нельзя спутать ни с каким другим кинопроизведением об Отечественной войне.
Летят журавли // Советский экран. 1957. № 21.