
*Увертюра*
Пышное кладбище. Солнце. Ветер качает цветущие акации.
Среди зелени и цветов стоит памятник с бронзовым, возносящимся в небо ангелом. У ограды памятника бродит одинокая старуха. На могильной плите — герб с надписью: «Графиня Анна Федотов...» (Продолжение отбито.)
Дом старинной архитектуры на одной из петербургских набережных. Обветшавшая штукатурка. Наглухо забитые окна.
На чугунных воротах — вензеля графини. Ржавый, затканный паутиной замок. Надпись мелом:
«Продается...»
Каменная ограда больницы. За оградой — каменное больничное здание. Солнце светит в закрытые окна палаты.
На привинченных к полу койках сидят и лежат больные в серых халатах с длинными рукавами.
Один из больных стоит у окна, судорожно прижав к груди руку, что-то быстро и невнятно бормоча.
Вдруг его пальцы разжимаются. Три смятые карты падают на подоконник.
Он растерянно смотрит в окно.
Перед ним за стеклом — четырехугольный больничный сад.
Ветер качает в саду верхушки чахлых деревьев. В траве под окном колышутся весенние цветы. Он стоит, освещенный солнцем, охваченный внезапным волнением, прильнув разгоряченным лицом к стеклу.
Титр:
Герман сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-й камере...
*Часть первая*
Белая ночь. По улицам несется офицерская пролетка.
В ней сидит развалившись гусарский офицер.
Он обнимает одной рукой женщину, укутанную в шаль.
Испуганно шарахается прохожий. Мимо него, задрав морду, проносится взмыленный рысак.
Пролетка с офицером сворачивает в переулок и исчезает в тумане.
Показывается старинная карета. Скачут форейторы, катится в вышине тучный кучер, лакеи трясутся на запятках...
Званый ужин у Томского. Множество народу. Карты.
Входит гусарский офицер со своей спутницей. Он решительно направляется к игрокам.
За накрытым столом пирует компания офицеров и их подруг. Кавалергард поднимает бокал.
— Здоровье Поленьки! Ура!
— Ура!
Поленька, спутница гусарского офицера, опершись на клавесин, смеясь и кивая по сторонам, потягивает вино.
На диване, лениво запахнув турецкий халат, полулежа, сидит сам хозяин дома — Томский.
Улан за клавесином берет аккорды. Томский, усмехаясь, поет:
— Если б милые девицы
Так летать могли б, как птицы...
Одной рукой он притягивает к себе Поленьку, в другой у него дымится чубук.
— ...И садились на сучках...
Поленька садится к нему на колени.
Вдруг он иронически прищурился. Он смотрит. Перед ним за отдельным столиком играют в карты несколько молодых людей. Один из игроков обронил на ковер золотую монету. Он смущенно нагибается...
Томский быстро спускает с колен смеющуюся Поленьку и подходит к злополучному игроку.
— Я желал бы быть сучочком,
Чтобы тысячам девочкам
На моих сидеть ветвях!
Игрок растерянно ползает по полу. Томский, ласково усмехаясь, продолжает:
— Пусть сидели бы и пели,
Вили гнезда и свистели,
Выводили бы птенцов...
Он вынимает из кармана сторублевую ассигнацию и спокойно подносит ее к свече...
Молодые люди ахают. Томский вежливо протягивает игроку загоревшиеся деньги, чтобы посветить ему.
— Никогда б я не сгибался...
Игрок глядит на него в упор с нескрываемой злобой.
Томский отвечает ему насмешливой улыбкой.
Игрок поднимается, стиснув в руке монету.
— Никогда б я не сгибался,
Вечно б ими любовался,
Был счастливей всех сучков!
Сто рублей догорели. Томский спокойно сдувает пепел.
Общий восторг. Офицеры чокаются с Томским. Красавица цыганка протягивает ему бокал.
Несколько офицеров затягивает песню:
— Так в ненастные дни
Собирались они
Часто!
Гнули, бог их прости,
От пятидесяти
На сто!..
Вокруг игорного стола возбужденно толпятся игроки. За столом, против бледного банкомета, с напускным хладнокровием понтирует гусарский офицер.
Злополучный игрок приближается к столу и ставит на карту золотой.
Гусарский офицер с равнодушным видом ставит вексель.
— И выигрывали
И отписывали
Мелом...
На диване, с дымящейся трубкой в зубах, смеется покинутая всеми Поленька.
Цыганка внезапно пускается в пляс...
— Так в ненастные дни
Занимались они
Делом...
Выигрыш. Кольцо игроков приходит в движение. Злополучный игрок, весь дрожа, загребает трясущимися, руками и рассовывает по карманам деньги.
— И выигрывали
И отписывали...
Пробка вылетает из бутылки шампанского.
Поленька, смеясь, запрокинув голову, пускает в потолок кольца дыма.
Кружится все быстрее и быстрее цыганка...
— Гнули, бог их прости,
От пятидесяти...
Гусарский офицер, равнодушно посвистывая, отходит от игорного стола. Он небрежно озирается.
Цыганка танцует...
На диване хохочет Поленька...
— ...От пятидесяти,
От пятидесяти
На сто!
На сто!
На сто!
Выстрел. Поленька испуганно вскакивает.
Гусарский офицер лежит на ковре, раскинув руки. Рядом с ним дымится пистолет.
У его изголовья в задумчивости стоит молодой офицер с бокалом в руке, в форме военного инженера — Герман...
<...>
Васильев Г., Васильев С. Собрание сочинений. В 3 т. Т. 3. М.: Искусство, 1982.