Обращение к Достоевскому для современного художника связано всегда не только с ответственностью, но и с необходимостью. Очевидно, с крайней необходимостью, потому что пройти через Достоевского — это все равно, что пройти глине сквозь жар печи, чтобы или обрести форму — огнеупорную и водонепроницаемую, — или расплавиться в ней и превратиться в нечто бесформенное, окаменевшее. Поэтому наше желание обратиться к Ф. М. Достоевскому необходимость не только художническая, но и жизненная.

Почти двадцать лет назад И. А. Пырьев снял одну серию «Идиота», «заинтриговав» зрителя. Работу свою по неизвестным нам причинам он не закончил. Не вдаваясь в оценку его картины, хотим обратить только внимание на колоссальный зрительский успех, разразившийся после этой чуть ли не первой кинематографической версии романа. Но сегодня очевидность такова, что до сих пор один из трех лучших романов Ф. М. Достоевского не имеет своего законченного кинематографического воплощения.

Всем известна сюжетика, система образов, даль философии романа, но если уж мы упоминали про горнило творчества Достоевского, то это для нас не столько символ, сколь глубокое осознание всех трудностей, стоящих перед нами.

Попытаемся определить основные подступы к решению этой задачи. Роман был написан сравнительно быстро, — даже для Достоевского. Написан зрелым, отвечающим за каждое слово, стремительно мыслящим, боящимся упустить день, минуту, почти завороженным собственным замыслом, великим писателем. Панацея духовности — чистота образа князя Мышкина, иногда почти космически-стерильная — столь близка его создателю, что развитие романа идет, как бур в толщу Земли. Сначала сквозь мягкие слои к более твердым и, наконец, почти достигает мантии. Равноупорные, равнокрепкие силы дают искры, а вскоре, почти сразу же, создают такую температуру духовно-страстного напряжения, в которой гибнут один за другим основные герои, пронизанные светом самоосознания и сожженные им же.

Действие сначала стремительно внешнее, постепенно замедляется, почти останавливается. С внешней стороны ... финал — разрыв в «цепи времен». Достоевский сам разрубает эту связь, эту шекспировскую цепь времени, как всегда неудовлетворенный ее логикой, последовательностью, самим порядком ее существования.

Достоевский в своих романах почти всегда центростремителен, и «Идиот» — наиболее ясный его роман — исследование вглубь, внутрь. Но вглубь, в бездну света человеческой души. И это следует сразу же отметить.

Гармония духовной жизни князя Мышкина как бы вовлекает в свой круг — как оказывается, смертельно опасный круг, для того времени — души Настасьи Филипповны, Рогожина, Аглаи... Сначала князь Мышкин как бы лишен связей с другими. Отсутствие житейской и мелкодушевной корысти обрекает его на положение умиротворенного неосознанным знанием — судьи-советчика. Он вроде бы случайно попал в круговерть романа и помимо своей воли стал ее эпицентром. От него берут горстями — чистоту, отстраненное знание человеческой природы. В нем видят выход и перспективу.

Ломая заданность, писатель — по ведомым только ему законам — постепенно внедряется в душу своего героя, придает этой фигуре трехмерность. Исследует логику, конструкцию и ткань света. Света его души. Его собственной писательской образной идеи.
Гофманская дудочка крысолова оборачивается оркестровой глубиной.
Тема князя как бы распадается на темы Рогожина, Настасьи Филипповны, Гани Иволгина, Аглаи, чтобы воссоединиться в трагически-ясном финале.
Тема общества, его духовной обреченности, не соседствует, а разрубается Достоевским по всей глубине среза, сначала образом-идеей, дальше всей отточенностью и тяжестью образно-философской систематики романа.

Гармоничность Человека и дисгармоничность общества, в котором существуют герои Достоевского, в той или иной мере протравившего людские души, основной и итоговый узел романа.
Его светлая тяжесть не пессимистична, а перспективна.
Гармония человека не отвлеченность, а задача. Реальная цель, как общества, так и искусства. Путь к ней конкретен и определен основными верстовыми столбами, основными завоеваниями, и один из них — роман Ф. М. Достоевского «Идиот», его живая ткань, его тяжкая ясность, его свет и трудноуловимая кинематографическая реальность.

Мы уже говорили о глубоком понимании всех сложностей нашей задачи, но даже они не останавливают нас в желании найти кинематографический образ, на наш взгляд, столь актуального сегодня романа Ф. М. Достоевского «Идиот».

Андрей Тарковский, Александр Мишарин

Тарковский А., Мишарин А. Заявка на литературный сценарий двухсерийного художественного фильма по роману Ф.М. Достоевского «Идиот» // Киноведческие записки. 1991. № 11.