«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Я впервые встретился с Тарковским во время моего первого приезда в Советский Союз — на приеме, устроенном на киностудии «Мосфильм».
Он был невысок ростом, худощав и казался немного хрупким, очень умным и исключительно проницательным, чем-то напоминал мне Тору Такэмицу.
В тот раз со словами «Мне надо работать», — он ушел раньше. Вскоре после этого донесся звук взрыва, от которого задрожали оконные стекла в ресторане.
Увидев выражение удивления на моем лице, директор «Мосфильма» со смехом сказал:
— Не бойтесь, это не война. Это Тарковский запустил ракету. Впрочем, для меня эта работа Тарковского хуже войны.
В то время Тарковский снимал «Солярис». После обеда я осмотрел съемочный павильон этого фильма. ‹…›
Многие говорят, что фильм «Солярис» слишком длинен, но я так не думаю. Особенно длинным на первый взгляд кажется описание природы, служащее введением к фильму. Но значение и смысл этих сцен расставания с Землей, которыми изобилует начало картины, таятся в глубине той истории, которая развертывается на космической станции, куда послан герой фильма. Эти сцены вызывают у зрителей щемящую тоску по природе Земли, сходную с ностальгией. Без этой интродукции нельзя было бы привести зрителя к глубокому сопереживаю тому чувству безысходности, которые испытывают люди, запертые на космической станции.
Я посмотрел этот фильм в зале предварительного просмотра в Москве. Когда я смотрел его, грудь мою теснило желание поскорее вернуться на Землю. Куда же прогресс науки заведет человечество? Именно такую смутную тревогу внушает этот фильм. Без этого научно-фантастическое кино стало бы просто чистым вымыслом. Такие размышления приходили ко мне в голову, пока я смотрел «Солярис». Вместе со мной смотрел свой фильм и Тарковский, сидя в углу зала. Когда фильм кончился, он встал, смущенно глядя на меня.
Я сказал ему:
— Мне очень понравилось. Это страшный фильм.
Тарковский застенчиво, но радостно улыбнулся. Затем мы сидели в ресторане Дома Кино. Обычно не пьющий Тарковский много пил очень пьянел, выключил музыку, игравшую в ресторане, и начал громко петь музыкальную тему самураев из фильма «Семь самураев». Я тоже громко пел вместе с ним. И тогда я почувствовал, что очень рад, что нахожусь сейчас на Земле.
Уже потому, что фильм «Солярис» внушает зрителю такое чувство, он не заурядный научно-фантастический фильм. Он действительно вызывает чувство страха. И этот страх —то, что схватила тонко чувствующая натура Тарковского. На этом свете существует много того, чего человек не может понять: пропасть в космосе, в который человек заглянул; странные посетители космической станции; время, обратно текущее от смерти жизни; странное трогательное ощущение в состоянии невесомости; вода, капля за каплей падающая с потолка дома, в котором живет герой на Земле и о котором он вспоминает на космической станции. Эта вода как-то напоминает пот или слезы, которые выступают на лице героя от напряженных раздумий. Кроме того, меня потрясла натурная съемка в Акаса — камицукэ. Кинорежиссер сделал из этого места город будущего, с помощью зеркал увеличивая поток света от автомобильных фар. В фильме «Солярис» талант Тарковского сияет вовсю.
Многие считают фильмы Тарковского трудными для понимания, но я так не думаю. Это означает только то, что Тарковский обладает исключительно острой проницательностью.
‹…› Тарковский молчит, никогда ничего не объясняя.
Я вижу в этом блестящую будущность Тарковского. Те, кто обычно комментируют свои произведения, не подают ни малейшей надежды.
О Тарковском. Воспоминания: В 2 кн. М. 2002