В. А. Скрипицын. ‹…› в сценарии есть монотонность рассказа о народе-страдальце. Андрей жил в сложной действительности.
А в сценария превалирует бело-черное решение, четко разграниченное добро и зло.
Тема Феофана Грека и Рублева. Автор подводит нас к теме трагической вины Рублева. Если он увидел только покорность и страдание народа — то он его не понял, а отсюда его трагическая вина. И тогда должна быть четкая позиция авторов. ‹…› 
Художнику, помимо мыслей и чувств, нет нужды оснащать сценарий неврастеничностью и пугать зрителей гиньолем. Надо очень аккуратно пользоваться такого рода материалом, вот тут-то необходимо то чувство меры и такта, о котором говорил Бровман.
Вы как-то утеряли тему растущего народного сопротивления и гнева.
В народе всегда был источник жизни. И если он будет ощутим в сценарии, то и темнота народа, его угнетение и сложности жизни той поры встали бы на свое место.
Меня настораживает язык сценария. Я не призываю к архаизации языка, но надо убрать и излишнюю модернизацию его. ‹…›

Э. С. Ошеверова. ‹…› Продолжая разговор о модернизации языка, мне хотелось бы отметить, что порой не только язык — форма, но и содержание — проблемы и идеи.
Весь сценарий решается образной системой. Поэтому-то и воспринимаешь этот сценарий как произведение искусства. Но порой авторы прерывают эту художественную ткань конструкциями, т. е. сценами, где сконструирована и мысль и язык героев. Такой железный палец конструкции как бы толкает зрителя спину — «гляди, тут должна родиться ассоциация». Но эта ассоциация ложная, рожденная подсказкой. Это, в сущности, выговаривание в лоб каких-то положений, в общем-то не очень важных для всего сценария. Я говорю о споре Кирилла с Андреем — разговоре о том, что нынче иноки стали равнодушными, не теми, что были раньше. Этакое проговаривание проблемы «отцов и детей». Этот ж лобовой прием сказывается и в эпизоде разговора великого князя с мастером.
Меня смущают и в том, и в другом случае не сами проблемы (та же проблема в новелле «Колокол» решена художнически убедительно), а лобовые приемы, которые выпадают из ткани сценария.
В этом же плане меня смущает сцена с полетом мужика на крыльях, разговоры о самокате и часах. И смущает не смысловая нагрузка пролога ко II части, а то, что эти эпизоды уж очень напоминают недоброй памяти дни, когда выискивался русский приоритет любого изобретения. Может быть, мои опасения излишни, но очень не хочется, чтобы у зрителя заболели старые синяки. ‹…›

А. Л. Дымшиц. ‹…› Проблема татар. Мы живем в многонациональной стране. Поэтому тут надо быть очень точным, чтобы не обидеть другие народы. Борьба с татарами должна выглядеть как борьба против насилия, против цивилизации, канувшей в Лету.
Сценарий, бесспорно, надо сокращать не только за счет сцен и эпизодов, но и за счет очень больших диалогов. Хорошо было бы, если бы вы учли замечания.

А. А. Тарковский. Мы благодарны вам за эту беседу Она заставит нас еще раз продумать наш сценарий. Основная проблема — проблема личности художника, живущего в обществе и создающего нравственные идеалы, опережающие его время. В дни, когда народ был угнетен, когда кровь и властвовало насилие, он воспевает братство, гармонию, а этим как-то создает мостик в мир будущего.
Мы уже сейчас ведем работу по сокращению сценария. Надеемся, что в режиссерской разработке он станет более стройным и чётким.

Протокол обсуждения литературного сценария А. Кончаловского и А. Тарковского «Начала и пути». 20 апреля 1964.
Цит. по: Косинова М., Фомин В. «Андрей Рублев» // Косинова М., Фомин В. Как снять шедевр. М.: Канон+, 2016.