Первое, на что стоит обратить внимание в творчестве Тарковского — это проблема времени.

Мифологический образ не знает временной координаты, он мыслится в категориях пространства. Время воспринимается как пространственное, имеющее свои отрезки. Пространство же воспринимается в виде вещи. Метроном в «Катке и скрипке», сводящий время к пространственным категориям, может быть символом всего кинематографа Тарковского. А несовпадение игры мальчика с ритмом метронома — попыткой юного Тарковского преодолеть эту зависимость. 

У Хуциева предмет прозрачен и открыт, он не довлеет над собой ‹…›, не равен себе, он больше самого себя. Он — оболочка просвечивающей сквозь него «сущности». Иными словами, образ превращается в поэтическую метафору, в отличие от архаической метафоры, не отделимой от наивной конкретики. 

Эта чисто поэтическая метафора никак не связана с монтажом или иными выразительными средствами, считающимися сугубо кинематографическими. Ее появление обусловлено новой ролью автора в кино. 

Основная проблема Тарковского именно в его бессилии преодолеть предметность мира. Вещь Тарковского сосредоточена на себе, она таит в себе скрытый смысл, загадку. Она — культурный символ, связанный и недосягаемый. 

Предмет у Тарковского является символом времени, причем не исторического, а культурного. Солженицын считал главным недостатком «Андрея Рублева» его неисторичность, и был прав. Фильмы Тарковского — это культурное пространство, исключающее временные характеристики. Даже соединение символов времени в нечто целостное (а необходимость этого соединения Тарковский ощущал довольно сильно) решается им чисто пространственно — он помещает предметы в воду или туман, поливает дождем — предметы соединяются только общей средой. 

В дипломной работе «Каток и скрипка» сосредоточение на вещи еще не завуалировано, не отяжелено эту предметность преодолеть. Фильм «Каток и скрипка» можно было бы назвать этюдом с предметами, хотя очевидно, что Тарковскому нужна не вещь сама по себе. Перед нами во всей полноте единство слова, действия и вещи, не знающее разделения. 

Герои Тарковского, в отличие от вещей не самодостаточны, не полны. Их поступки должны быть подкреплены «вещественными доказательствами». Что такое герой Земанского без катка и мальчик без скрипки? Можно сослаться на ученический характер этой работы, но она находит свое продолжение в «Ивановом детстве», и особенно в «Рублеве».

В «Андрее Рублеве» Тарковскому не достает насилия над человеком — оно не будет полным без насилия над вещью. Натуралистические и жестокие сцены, в которых упрекали Тарковского, непременно разрешались в фильме символическими финалами. Избиение Скомороха становится полным только тогда, когда разбивали его гусли. Разорение Владимира должно было непременно завершится разорением Храма, то есть — символическим действием. Ослепление строителей собора кровью ложится на его белые стены, надругательство над Дурочкой — это надругательство над городом. Примеры можно приводить до бесконечности. Но это не будут примеры поэтической образности. Это чисто языческое поклонение культурным амулетам. 

Изволова И. «Другое пространство» / Кинематограф оттепели. Кн. Первая. М. Материк, 1996.