Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
...Мы встретились с Ярветом весной 1972 года в необычных обстоятельствах: оба лежали в больнице, встречались тихими вечерами, когда позади оставались процедуры, визиты врачей — весь больничный трудовой день. Говорили вовсе не о собственном здоровье, но все же о здоровье близкого нам искусства кино, об актерском труде, о личном и общем. Почему-то в записной книжке значится: у Ярвета температура 37,30, болтали 3,5 часа. Против обыкновения он шутил мало, с юмором поведал только о том, что в 1971 год встретил на киносъемках в Конго («Комитет
Тогда он признался: почти что отказался от Снаута, узнав о «фантастическом жанре» картины, а фантастика, как он считал, не по нему. И радовался, что все-таки довелось работать с Андреем Тарковским, ибо Снаут оказался не костюмной выдумкой, а полноправным образом на остро интересующей Ярвета нравственной орбите человеческого бытия.
Снаут Ярвета, десятилетия проживший на станции, энтузиаст Соляриса — человек добрый и сомневающийся. Великое неизвестное — планета Солярис, выдвигающая нравственные и моральные дилеммы, приводит его в состояние полного отчаяния. я не видел тогда еще фильма (как и не читал Лема). Ярвет дал мне прочитать режиссерский сценарий. Читал, как роман, выписал кое-какие слова Снаута. Его характеристику Сарториуса — таланта без слабинки, без страха. И еще: «Мы все не хотим завоевывать никакой космос, мы хоти расширить землю до его границ... Нам не нужно других миров. Нам нужно зеркало, мы бьемся и мучаемся над контактом... Человеку нужен только человек... Уничтожить Океан тайн, великое неизвестное? Отомстить? Уничтожить за то, что он для нас непонятен? Если не мы, так другие столкнутся с этим... У человека есть еще и судьба. Мы должны идти, идти и идти. Мы — люди, лишь здесь нас ждет удовлетворение и радость»... Даже в скупых строках режиссерского сценария Снаут представлялся мне ярветовским героем, и, когда увидел фильм, «бегство» Ярвета в космос, в неведомое еще человеку пространство, убедился в справедливости ожиданий — очень земным и современным оказался Снаут, сыгранный с характерной для Ярвета правдивостью и осмысленностью.
Ярвета заинтересовала — и он ценит ее очень высоко — самобытная режиссура Тарковского: ставка на жизненность, на точность актерского состояния, а не на внешнюю яркость или броскую выразительность игры. Одобрительно Ярвет говорит об операторе Вадиме Юсове — вот союзник актера, тонкий и понимающий, не выхолащивающий душу лишними дублями, уважающий миг актерского созидания.
Временами наш медленный разговор о днях «Соляриса» превращался в монолог Ярвета о возможностях кино — не только актера в кино, а кинематографистов вообще. На съемках у Тарковского он еще раз убедился, что его правило — жить все время в своей технологически раздробленной кинороли единым дыханием — может принести хорошие результаты. Убедился, что помимо пресловутой производственной специфики кино существует и такой почерк режиссера, который сравним с индивидуальным стилем романиста. Ярвету открылся новый взгляд на возможности кино. Он убедился, что многие серьезно занимающие его проблемы выразимы на экране.
Козенкраниус И. Не все грибы белые // Искусство кино. 1980. № 4.