От самого романа осталось мало. Остались два главных действующих лица: мать и сын. А отец, упоминаемый в романе бегло, вырос в целую, отчетливую фигуру, ведущую большую роль. Завязка первой части, завязка драмы целиком построена на фигуре отца.
У Горького мать умирает на платформе. Для нас задачу: «Мать становится на место сына и умирает» — пришлось развернуть иным путем — так, чтобы собрать вокруг темы сильные зрительные, кинематографические образы.
Поэтому ввели эпизоды демонстрации, разгона ее и уже на этом фоне смерть матери.
В работе у меня прежде всего была установка на актера, выработка определенного его монтажного образа.
При съемке отдельных кусков вразбивку (в зависимости от декорации и натуры) для актера нарушается ощущение цельности их роли, затруднено ощущение сплошной линии их игры.
Поэтому я очень много и детально работал с актером. Мне приходилось сдерживать его в середине, чтобы сохранить до конца.
Так как автор может увлечься и недотянуть до нужного кульминационного момента, я всегда пытался раньше установить его диапазон.
По этим именно соображениям начал я с конца, и затем перебросил работу на начало, и последней делал середину фильма.
Советский экран. 1926. № 35.
«Мать» была моей первой картиной. Первым опытом самостоятельной режиссуры. Я думаю, Зархи согласится с тем, что сценарий «Матери» был первой работой, которой он был захвачен по-настоящему и серьезно. Анатолий Головня этой картиной начинал свой путь художника-оператора. Все мы трое помним ту исключительную слитность в совместной работе, которая теперь не позволяет нам точно восстановить, кому принадлежало то или иное в создании и оформлении сценария или картины. Так хорошо, органически были мы спаяны, так захвачены единым тяготением работы, что иногда Зархи, выслушав наши новые, только что пришедшие нам в голову мысли, с которыми я и Головня прибегали к нему, вынимал из ящика письменного стола бумагу и показывал запись, сделанную им до нашего прихода и по содержанию буквально совпадающую с тем, что мы ему только что рассказали. Конечно, это было больше, чем сработанность (тем более, что мы работали вместе первый раз). Это было замечательное единство общего хода творческой работы, обусловленное чем-то перерастающим простую техническую слаженность. Вот здесь нужно начать говорить о романе «Мать» и его авторе. ‹…›
Мы хотели, если можно так выразиться, питаться романом в нашей творческой работе над созданием сценария и картины. ‹…›
В работах Горького жить можно и даже должно. В них можно поправиться, как на хорошем горном курорте. Я думаю, что именно здесь, в этом замечательном свойстве Горького-писателя, и нужно искать корни органической слитности нашей работы над картиной. У всех нас было единое направление, даваемое жизнью романа. Я сознательно употребляю такое, может быть, странное выражение, как «жизнь романа», но я не умею определить иначе то ощущение, которое руководило нами в нашей работе. Горький-писатель прежде всего правдив. ‹…› Вот почему его роман мог дать нам углубленное понимание и ощущение эпохи, вот почему мы могли уверенно увидеть и почувствовать мать и сына в обстановке, которая иной раз в романе непосредственно и была дана. Мы чувствовали и видели это так, как можно представить себе живое поведение живого человека, которого близко и хорошо знаешь. Правда Горького проста, потому что она обладает всей сложностью жизни. Она доходит до каждого и понятна каждому, потому что в ней нет изысканной ограниченности, которую так часто пытаются выдать за высокое мастерство...
Пудовкин В. Киногазета. 1932. 24 сентября.
Мне кажется относительно удачным сыгранный мною кусок в «Матери», где я играл офицера, полицейскую крысу, пришедшего для обыска в квартиру Павла. Я помню, что в этой работе я еще, по старой привычке, опирался главным образом на внешний образ. Я начал с того, что обстриг свои волосы под бобрик, отпустил усы, нашел очки, которые, как мне казалось, особенно подчеркивали в контрасте с военной формой, придающей известную бравость и мужественность носящему ее человеку, хилый, дрянной характер канцелярской полицейской крысы.
Я помню, что единственным внутренним состоянием, на которое я пробовал опереться в игре, было состояние кислого уныния и скуки, которые, мне казалось, должны были вызывать у зрителя особенно острое ощущение жесткого полицейского механизма, неумолимо уродующего всякий проблеск живой мысли и чувства.
Я помню, что вся работа над этой небольшой ролью была теснейшим образом связана с монтажной ее разработкой. Сонная, скучающая фигура околоточного, разработанная на общих и средних планах, сознательно была переведена на крупные и крупнейшие, когда у меня по роли должен был проявиться проблеск интереса ищейки к учуянному ею следу...
Пудовкин В. Избранные статьи. М.: Искусство, 1955.