Перед тем, как перестроечный экран заполонили многочисленные представители новорожденного кооперативного движения — воры в законе и их подручные с пистолетами, заточками, пыточными утюгами, — в советском еще кино успел появиться, возможно, единственный экранный убийца, исторически достоверный и художественно состоятельный.
Крымов-Говорухин — в недавнем прошлом добротный брежневский мафиози, сохранивший вальяжную несуетность и степенность в манере разговаривать и одеваться. Он в меру либерал и не чужд интеллектуального удовольствия — вроде чтения томика Эйдельмана. Не менее, но и не более того. Поразительно в нем вот именно это естественное и ненатужное соединение мировоззренческого охранительства государственного мужа и артистичного небрежения к закону частного авантюриста. Несмотря на явную принадлежность к теневой экономике, он — консерватор и апологет застоя, приверженец стабильности и нерушимости фасада. Он юпитер среди быков, и порядок, который все призваны соблюдать, лишь ему нарушать дозволено. Но существование порядка для него непреложно, а потому перестройка с его точки зрения — мальчишеский бред, непростительное легкомыслие, преступное нарушение порядка, приносившего ему немалые с дивиденды. Гораздо позже он преодолеет непривычные страхи и неуверенность, и ему придумают новое определение «новый русский». Но пока он переживает не лучшие для себя времена, и ревность лишь поверхностный мотив убийства мальчика Бананана...
Аркус Л. История вопроса // Сеанс. 1997. № 16
Этот фильм вообще не столько образ безвременья, сколько комментарий к нему (как и вообще весь поздний Соловьев, тщательно комментирующий коллективно создаваемую культурную утопию 70-х). Крымов, печатавшийся в «Юности» и ставший впоследствии подпольным мафиози, есть зловещий перевертыш исходно прекрасной идеи свободы, низвергнутой во внезаконное, вненравственное бытие. Он появляется в фильме, напевая песенку из забытой ленты «Вертикаль», — понятно, что антигерой здесь alter ego исполнителя роли в «Ассе» и сценариста «Вертикали» Станислава Говорухина. Тем самым подчеркнуто, что искусство перестало быть паролем поколения: Высоцкий «присвоен» силами Зла, это делает его фигуру лишь еще более трагической. Судится Крымов, натурально, именем Нравственного Закона (поднявший меч от меча и погибнет), но расправляется с ним Соловьев руками молодого поколения, словно предвосхищая дальнейшее.
Шемякин А. Эффект «двойного зрения» // Искусство кино. 1992. № 4.