1.
Грандиозный успех кинокартины «Чапаев» знаменателен во многих отношениях.
Не так давно среди части киноработников было распространено мнение, будто фильмы социально-политического характера не могут рассчитывать на массовый успех у советского зрителя. Говорили, что наш зритель переутомлен социально-политической тематикой, что ему хочется отдохнуть развлечься. А потому надо делать преимущественно картины лирические, бытовые, легкие, на любви, на смехе. Усиленно рекомендовалось широко использовать наследие классиков для культурной, развлекательной фильмы.
Действительно, кое-какие успехи в создании культурной развлекательной фильмы были достигнуты: «Гроза», «Пышка», «Песнь о счастье». Однако все эти успехи — мелочь в сравнении с небывалом успехом «Чапаева».
Успех «Чапаева» начисто опроверг мнение, будто советского зрителя может увлечь и захватить только аполитичное развлекательное искусство.
Оказалось, что политическая тема, в частности, героика гражданской войны живо и глубоко волнует не только участников, но и тех, кто этих боев и не видел, в них не участвовал, но знает о них как о величайшем подвиге революционного пролетариата.
Успех «Чапаева» доказал, что неудовлетворенность зрителя имеет своей причиной не социально-политическую тематику, а низкое качество художественных произведений, пытающихся довести эту тематику до сознания зрителя.
Все дело в мастерстве.
Эта мысль сформулирована в передовой «Правды» от 21 ноября 1934 года: «Мастерству братьев Васильевых и всего коллектива артистов, занятых в картине “Чапаев”, мы обязаны волшебным возвращением к тем героическим дням, когда революция еще только завоевывала возможность строить новую жизнь на земле».
Тема плюс мастерство создали успех «Чапаева». Не будь этого мастерства, мы бы не увидели темы, мы не ощутили бы ее актуальности, мы имели бы очередную «оборонную картину», скучную, не волнующую. И опять кто-нибудь сказал бы: «тематика гражданской войны на сегодняшний день уже устарела».
Мастерство братьев Васильевых и всего творческого коллектива решили спор в пользу социально-политической тематики против аполитичного развлекательства.
Тщательный анализ этого мастерства имеет огромное значение не толью для советской кинематографии, но и для всех смежных искусств.
2.
Работа над кинокартиной начинается с творческого замысла, конкретизированного в литературном сценарии.
В основу сценария «Чапаев» был положен материал, собранный Фурмановым. Материал высокого качества по идейной глубине и по меткой наблюдательности. Однако качество материала не решает еще удачи сценария. Нужно суметь разобраться в материале, отобрать нужное и кинодраматургически оформить. Мы знаем много плохих сценариев, сделанных из первоклассного материала.
Сценаристы «Чапаева» подошли к своей задаче с исключительным мастерством. Не увлекаясь бесплодной мечтой охватить все, что только возможно сказать о Чапаеве, о партизанах, о роли партии, о героизме и так далее, они сконденсировали всю фабулу в судьбе самого Чапаева, а всю идейную направленность повествования в отношениях партизана Чапаева с коммунистом Фурмановым.
Благодаря максимальной фабульной сгущенности сценарий получился ясный и в то же время предельно значимый. Этого не было бы, если бы сценарий был перегружен интересными, но несущественными подробностями. Уменье схватить основное и на нем сконцентрировать всю драматургическую силу — в этом подлинное художественное мастерство.
Часто бывает, что сценарист ухватился за что-нибудь одно и на нем строит свой сценарий, но это «одно» оказывается не основным. Тогда приходится дополнять сценарий вводными подробностями и вставными эпизодами, чтобы как-нибудь доработать основное. Результат этих пресловутых «переделок» всегда печален, — чем больше переделок, тем сценарий делается все хуже.
В сценарии «Чапаев» нет сложной интриги, нет даже драматических завязок и развязок. Это почти хроника.
Весь сценарий складывается из отдельных эпизодов, отчетливо различимых и связанных в одно судьбой Чапаева.
Каждый из эпизодов имеет свою драматургическую задачу, решаемую сценаристами лаконично и точно. С особым мастерством написан эпизод — «мародерство». Ни одного липшего кадра, ни одного лишнего слова, а по своей драматической силе эпизод равен полнометражной картине. Замечательно выступление Чапаева на митинге. Несколькими фразами дана не речь, а эмоциональная взволнованность и устремленность оратора, то есть как раз то, что требуется для развития действия.
Все диалоги даны короткими репликами, остроумно и точно выражающими внутреннюю напряженность действующих лиц. Эго не многословный разговор, а четкая словесная формулировка мыслей, чувств, воль.
Высокое качество сценария «Чапаев» подтверждает истину, что нельзя безнаказанно перегружать сценарий параллельными, дополнительными, разъясняющими, уточняющими и тому подобными эпизодами. Все, что отвлекает внимание зрителя от основной драматической коллизии, от основной идейной направленности, не усиливает; а, наоборот; ослабляет эффект целого.
Можно легко себе представить, что наговорил бы «идеологически выдержанный» литконсультант по поводу такого «примитивного сценария».
Чего тут только не «не» показано. Где социальные корни «Чапаева»? Где расслоение деревни? Где связь с пролетариатом? Почему комиссар от партии интеллигент? Типично ли это? Чем вызван переход денщика к большевикам? Только ли личными соображениями? И так далее, и тому подобное. Счастливы братья Васильевы, что избегли такой литконсультации и связанных с ней переделок!
3.
С необыкновенной простотой и подчеркнутой ясностью развивается действие картины «Чапаев». Один за одним идут эпизоды боевой жизни, не перебиваемые никакими вычурными монтажными перебивками, параллелизмами, ложными загадками и прочими якобы обязательными атрибутами кинематографического произведения. Фильм развертывается перед зрителем, как популярный, легко воспринимающийся рассказ о замечательных волнующих событиях.
Смотришь глубоко взволнованный, но не ощущаешь никакого усилия. Даже трудно понять, что собственно волнует, откуда идет воздействие.
Объясняется это исключительно мастерским монтажом фильмы. В каждый данный момент внимание зрителя фиксируется на чем-нибудь одном самом важном, самом существенном в данном ряду кадров. Ничего лишнего, ничего отвлекающего или рассеивающего внимание. Некоторые наши посредственные, но гениальничающие режиссеры считают признаком высокой кинематографии стремление во что бы то ни стало, кстати и не кстати, усложнить монтаж неожиданными перебивками, контрапунктами, параллелизмами или вводить «многоплановость» даже в отдельные кадры.
Нередко приходится глядеть на кадры, в которых не знаешь, на что смотреть, что слушать, чему внимать.
У человека действительно два уха, два глаза плюс еще память о виденном и слышанном, но внимание у человека только одно. И нельзя без всякой меры перегружать это внимание, потому что тогда человек ничего не увидит и ничего не услышит и ничего не поймет, будь у него даже десять пар глаз и ушей.
4.
Значит ли это, что отныне все сценарии должны писаться именно так популярно, нарочито просто, ясно, без всякой усложненной образности? Значит ли это, что отныне все фильмы нужно монтировать только так, как смонтирован «Чапаев», что нельзя пользоваться перебивками, параллельными действиями и прочими монтажными приемами?
Такой вывод был бы прямолинеен и потому не верен. Возможны и усложненные сценарии, с богато развитой метафоричностью, с параллельными темами. Возможен и сложный монтаж с перебивками и контрапунктами: возможен потому, что в искусстве не может быть единственного, раз навсегда данного жанра, а будет их всегда столько, сколько различных конкретных творческих задач поставлено перед всем искусством в целом.
Художественное чутье должно с абсолютной точностью подсказать художнику, какую систему выразительных средств следует ему выбрать для выполнения поставленной творческой задачи. Было бы очень не верно, если бы наши режиссеры, учась на успехе «Чапаева», решили, что отныне изгоняются из советской кинематографии такие элементы художественной выразительности, как гротеск, гипербола, зрительная метафора, внутренний монолог и многое еще, что создано и может быть создано в кинематографическом искусстве. Но, безусловно, художественное чутье Васильевых сказалось в том, что именно в данном случае, в теме «Чапаев», нельзя было прибегать к усложняющим средствам выражения, нужно было найти форму максимальной простоты и ясности, чтобы ничего не мешало восприятию простой и ясной темы о героизме Чапаева, Фурманова и чапаевцев.
Нахождение точного соответствия художественной задачи и среда художественного выражения — кардинальная проблема всякого художественного творчества. Часто приходится видеть картины, театральные спектакли, где много шуму из-за пустяков или, наоборот, основное мелькает, как пустяк. Часто приходится отмечать, что средства выражения, употребленные художником, никакой тематической задачи не выполняют, а прицеплены к теме как ничего не значащая декоративная побрякушка. И обратно, сколько раз приходится убеждаться, что художественная задача не выполнена, тема не донесена до зрителя или читателя, потому что художник не решился употребить более сильные средства выражения, побоялся «переиграть» и поэтому безнадежно «недоиграл».
Брик О. Знаменательный успех // Знамя. 1935. № 1. Цит. по: Киноведческие записки. 2006. № 78.