Свою репутацию «Окраина» уже сделала — это самый пленительный и чарующий киноспектакль за последний год.
С «Окраиной» Барнет по праву занял место в первом ряду мастеров советской кинематографии.
В связи с «Окраиной» пережито столько чудесных волнений, столько сказано восторженных слов мастерами и зрителями на диспутах и собраниях.
Пора сделать обобщенные выводы и извлечь уроки.
Что больше всего отмечают в «Окраине»?
Прежде всего указывают, и справедливо указывают, на органичность этой вещи, т. е. на неразрывную слиянность в ней идейного наполнения и формы. Затем отмечают блестящий актерский ансамбль, идущий от стилевой цельности всего постановочного замысла.
Затем отмечают нестройность ее структурной композиции.
В «Окраине» много крупных достоинств. В ней особенно поучительна стилевая цельность режиссерского оформления, а в этом оформлении особенно привлекает ясная простота, изобретательная непосредственность и непринужденная, теплота.
Но в вещи крупного достоинства иногда поучительны не только достоинства, но и недостатки.
О достоинствах «Окраины» говорили много, и я в том числе. И о них, может быть, придется еще говорить.
Сейчас же в этой заметке мне хочется пораздумать только над уроками: ее драматургического строения.
Я счел бы пусть, скучным делом раздумывать и искать, по какому жанровому ведомству записать «Окраину». Драма, комедия, трагедия — да хоть фарс: не все ли равно? ‹…›
В «Окраине» густо смешаны комедийные элементы с драматическими и даже трагическими.
В одной из самых сильных сцен фильмы трагическое и смешное переплелись неразрывно. Я имею в виду сцену в окопах, когда Сенька счел, брата Николая убитым и когда кругом раздался взрыв хохота, а Сенька заплакал — заплакал не то от обиды, не то от радости, что обманулся в горестных предчувствиях, не то от того, что почувствовал, как близка ко всем им смерть, над прогнанным призраком которой они сейчас смеются.
Но никому не пришло в голову говорить на основании этого смешения о какой-нибудь разностильности «Окраины».
Мы ощущаем эту фильму как цельное произведение, вылитое из одного куска. Это единство и цельность делают «Окраину» произведением настоящего искусства, т. е. произведением, которое непосредственно нас волнует, заражает своей горячей наполненностью, отрывает с напористой силой от всего иного и бросает в стремительное свое течение, где мы чувствуем себя втянутыми в сложный бегущий поток хорошо сцепленных разнообразных впечатлений; а затем, когда этот поток, донеся нас до конца, отхлынет, мы останавливаемся захваченные властью необозримого количества пережитого, перечувствованного, мелькавшего в нас то ясно, то смутно, чего-то глубоко ушедшего внутрь для того, чтобы когда-то после подняться и ожить в спокойном светлом раздумьи.
Самое главное ощущение, которое остается после просмотра «Окраины», это то, что все необозримое богатство впечатлений от картины только по внешности нестройно, а в основе у вещи есть какой-то крепкий единый фундамент, и все в ней сведено к единой осмысленной разрешенности. В этой пестрой мозаике необозримого богатства живых тканей произведения есть своя ведущая целеустремленность.
Откуда рождается это ощущение единства в «Окраине»?
С точки зрения внешней своей конструкции «Окраина»- вещь бесфабульная или, как говорили когда-то, построенная на ослабленной фабуле.
Но даже для бесфабульного строения «Окраина» чересчур рассыпчата в своей конструкции: в ней есть самостоятельные линии, нигде даже не пересекающиеся, а если они кое-где сходятся, то чисто внешне: так например, семейство Кадкиных (отец и дочь) и семейство сапожника Гришина (отец и два сына) существуют в фильме почти независимо друг от друга в том смысле, что судьба одних никак не влияет на судьбу других. А это главные фабульные линии. Самостоятельно и независимо от других идет линия студента Краевича.
Таким образом единство этого спектакля, очевидно, укреплено не на фабуле и не на развитии какого-нибудь одного строго отграниченного русла событий.
И тем не менее «Окраину» признают органичным произведением.
Где же действительные источники, в которых «Окраина» черпает свое единство и свою органичность?
Еще совсем недавно фабула не пользовалась почетом в нашей кинематографии. ‹…› А теперь фабула в почете. Очень многие склонны считать фабулу основой занимательности, а некоторые — исключительным показателем крепко слаженного единства драматургического произведения.
И вот на фоне таких новых разговоров бесфабульность «Окраины» многих шокирует.
Попов И. Дневник на производстве // Советское кино. 1933. № 5-6.