И все-таки книгу А. Беляева читают и любят. Значит, есть в ней и иной смысл.
Но вернемся к фильму... Итак, появился Ихтиаидр и ударом ножа уничтожил акулу. Спасенная Гуттиэре забыла на морском дне развевавшийся красный бантик. Человек-амфибия элегантно поднял его и понял, что полюбил.
Этого страшно красивого эпизода в романе Беляева нет.
Нет в романе Беляева и доброй половины других не менее красивых сцен.
В фильме, оказывается, у Ихтиаидра вовсе и не было отца-индейца. Профессор Сальватор, оказывается, замышлял на дне океана решить социальные проблемы, создав справедливое государство людей-амфибий. (Правда, авторы фильма всерьез объяснили ему, что и там возникнет неравенство.) А великан Ольсен был вовсе не добродушным влюбленным парнем, а решительным и архисмелым редактором таинственной левой газеты.
В этом фильме многое «оказывается». Недаром в титрах авторы написали застенчивое слово «по мотивам».
Не знаю, какие мотивы побудили сценаристов А. Гольбурта,
А. Каплера, А. Ксенофентова и режиссера В. Чеботарева вот этак «революционизировать» роман. Ведь совсем не в этом смысл книги.
Так в чем же? У Беляева — в рассказе о необыкновенном юноше Ихтиандре, который обрел огромную силу, став человеком-рыбой, познал неведомую людям красоту и все-таки оказался самым несчастным, самым одиноким из людей. «Человек-амфибия» — это книжка о власти человеческого разума, о силе человеческого содружества и о горе одиночества. Об этом и следовало снимать фильм.
А сняли о чем-то другом.
Большую часть картины человек-рыба провел на бренной земле. Он метался по улицам, оставаясь пластичным даже у самых колес автомашин. Он искал Гуттиэре, увиденную на дне океана. И, встречая женщин, с непосредственностью Тарзана он хватал их за подбородки, вертел, рассматривал и, не узнав милых черт, с огорчением отпихивал прочь. А увидев наконец Гуттиэре, он не «посмотрел, — как вспоминала в романе девушка, — на меня так странно, будто испугался, поднялся, вдруг схватился за грудь и убежал». Нет, он лихо уселся на прилавке и, сверкая белозубой улыбкой, повторил свой классический жест, схватив Гуттиэре за подбородок. А потом дал по зубам Зурите!
Ихтиандр? Какой там Ихтиандр! Тарзан с жабрами!
Он и потешает народ посреди площади, барахтаясь в фонтане, и щеголяет случайным миллионерством, вручая торговцу рыбой пачку банкнот. А потом уже совсем по-тарзаньи скачет по крышам домов и в завершение аттракциона уезжает верхом на поливальной машине. (Ведь человек-амфибия нуждается в воде!).
Итак — кинобоевик. Вместо поэзии — экзотика. Пестрый, крикливый, сомнительный город отснят в этой картине: с аляповатыми рекламами каких-то морковных тонов, с неправдоподобными улицами, кафешантанами, певичками и полицейскими.
Вместо живой стихии океана, повелителем и пленником которой был Ихтиандр, — этакая немыслимая красота моря, где плавают Ихтиандр и Гуттиэре, облаченные в эффектные костюмы, напоминающие серебряные обертки от шоколадных конфет.
Что ж, и игра актеров гармонирует вполне сему пестрому зрелищу. Нельзя без иронии глядеть на М. Козакова (Педро Зурита), мрачно играющего нечто предельно отрицательное и в высшей степени не существующее на земле, на Вл. Давыдова (Ольсен), которому приходится воплощать загадочный образ гонимого журналиста. Нельзя без сожаления глядеть на А. Вертинскую, которая не сумела стать ни гриновской Ассолью («Алые паруса»), ни беляевской Гуттиэре.
Зоркий А. Плач по Ихтиандру // Литературная газета. 1962. 20 января.
По роману... Значит ли это, что книга только перевоплощена в произведение киноискусства? Нет. Авторы сценария А. Гольбурт,
А. Каплер и А. Ксенофонтов пошли по другому пути: попытались придать роману черты современности, заострить его социально. Поэтому на экране мы видим картины одной из современных южноамериканских стран. Контрасты капиталистического мира, погоня «рыцарей желтого дьявола» за наживой, трагедия ученого, который в условиях капитализма лишен возможности творить для народа, — это в известной степени нашло свое отражение в новом фильме. ‹…›
Однако вызывает досаду то, что создатели фильма не избежали многих кинематографических штампов, которые серьезно снизили художественные достоинства «Человека-амфибии». Герои фильма «слеплены» по немудреному трафарету: злодей-соблазнитель Зурита и седой страдающий отец, идеально влюбленный Ихтиандр и нежная красавица Гуттиэре, социальный утопист Сальватор и прогрессивный журналист Ольсен. Они и символизируют борьбу между благородством и коварством, любовью и подлостью, добром и злом. Такая расстановка «сил» сразу же наталкивает на мысль,
что в финале мы увидим торжество положительных начал.
Так и случается: Педро Зурита, обуянный страстью наживы, жестоко эксплуатирующий ловцов жемчуга, подлый соблазнитель Гуттиэре, погибает от руки ее отца.
Немало сцен посвящено в фильме показу жизни капиталистического города. На них особенно заметен налет банальности, примитивизма: экзотические кабачки и огненные рекламы, страстные танцы мулатов и крикливая песня ресторанной певички, жуликоватый торговец рыбой и горластые мальчишки- газетчики...
Ни глубокого раскрытия образов героев, ни серьезного обличения социальных противоречий капиталистического мира, — ничего этого мы не увидели в «Человеке-амфибии». Собственно говоря, в этом не столь вина актеров, сколько их беда: им почти нечего играть. Сценаристы не дали им добротного драматургического материала — и потому игра А. Вертинской (Гуттиэре), В. Коренева (Ихтиандр), Н. Симонова (Сальватор), В. Давыдова (Ольсен) бледна, невыразительна. Потому и М. Козакову (Зурита) приходится с нажимом изображать своего героя, чтобы хоть как-то заставить зрителя поверить в правдоподобие этого смуглого мерзавца.
Искусственность сквозит во многих кадрах этого фильма. Тонет Гуттиэре — и, конечно, тут как тут Ихтиандр, спасающий молодую красавицу. А потом в его руках много раз появляющаяся красная ленточка, подобранная им на дне. Смотрит юноша на нее и вздыхает: понял, что полюбил. Полюбил с первого взгляда. В поисках возлюбленной он покидает водную стихию и отправляется в город. И каких только чудес не вытворяет: одетым барахтается в фонтане, дает пачку денег торговцу рыбой, бьет по физиономии Зурите, словно первоклассный боксер, «ныряет» через стекло на улицу, и, спасаясь от полиции, перелетает с крыши на крышу...
Изображая главного героя именно таким, постановщики Г. Казанский, В. Чеботарев показали нам какое-то подобие Тарзана, без акваланга плавающего под водой и без крыльев летающего над улицами.
Светлов Г. «Человек-амфибия» // Новгородская правда. 1962. 27 марта.
Такой толпы у кинотеатра мы не видели, пожалуй, со времен «Тарзана». Вы помните этот нашумевший боевик? Человек «не от мира сего» с завидной ловкостью лазал по деревьям, раскачивался на лианах, прыгал с небоскреба на небоскреб... Помните? Так вот, если вы думали, что все серии этого фильма вы уже просмотрели и что с Тарзаном покончено навсегда, вы жестоко ошибались. Жив Тарзан! Вернее, не он, а его младший брат Ихтиандр, которого «Литературная газета» довольно метко окрестила «Тарзаном с жабрами»...
Итак, «Человек-амфибия». По мотивам романа Александра Беляева. Все мы в детстве зачитывались этой книгой. До сих пор остались в памяти лучшие ее страницы ‹…›.
Нет на экране ни беляевской поэзии моря, ни страданий старого индейца Бальтазара. А что же есть? Вот об этом-то и хочется поговорить подробнее.
Беснуются немыслимо яркие огни рекламы. Визжит джаз, и ночная певичка из экзотического кафе смакует слова сверхмодной песенки о морском дьяволе...
Удивленно озираясь, бродит по улицам шумного города человек-амфибия. К восторгу ребятни, он барахтается в воде у фонтана, раздает прохожим отнятую у торговца рыбу и одним движением руки расправляется со своим врагом. Убегая от вездесущих полицейских, Тарзан-младший ласточкой вылетает в окно, без особого труда прыгает с дома на дом и в довершение ко всему догоняет поливальную машину и ныряет в цистерну с водой...
Создается впечатление, что авторы изо всех сил старались «втиснуть» в этот фильм все трюки и фокусы, на которые способна техника кино. Не веря в силу эмоционального воздействия романа, они направили свои старания на то, чтобы как можно больше «заострить» и «приукрасить» события. Отсюда и фальшь, и внутренняя пустота героев, и никому не нужная «эффектность».
В самом деле, разве не обидно за Анастасию Вертинскую! Ведь она наверняка могла бы очаровывать зрителя не только своей внешностью... Могла бы, но... ей нечего играть, ей остается только «изображать» влюбленную.
То же самое относится и к Владимиру Кореневу, и к другим, более опытным актерам.
И все же фильм собирает у кинотеатров огромную толпу — его смотрят, о нем говорят, многим он даже нравится. Что ж, это неудивительно. Беляевская фантастика пользуется большой популярностью, уже одно название фильма создает ему немалый успех.
И, очевидно, львиная доля этого успеха относится не к режиссеру и актерам, и тем более, не к сценаристам. Речь идет о безукоризненной операторской работе. Подводные съемки (кстати, оператор Э. Розовский провел под водой столько часов, что получил прозвище «оператор-амфибия») очень интересны. Трудно представить себе, сколько энергии и мужества потребовалось от актеров, от оператора и от всех тех, кто остался за кадрами фильма, чтобы отснять эпизоды, происходящие под водой.
И тем обиднее, что энергия эта, по сути дела, была поставлена на службу не искусству, а искусной подделке под него.
Иоффе С. Тарзан с жабрами // Советская молодежь (Иркутск). 1962. 29 марта.
Надо ли было уподоблять Ихтиандра Тарзану, прыгающему с крыши на крышу? Трудно согласиться с трактовкой образа отца Гуттиэре. Дело вовсе не в том, что В. Смиранин играет плохо, непонятно другое: кого он изображает? Такими, кажется, показывали пиратов двухвековой давности... Думается, правильнее было бы в романтически приподнятом, лирически звучащем фильме найти другие краски для этого образа.
...Он пришел из океана. И вот, преисполненный любви к людям, он вновь уходит от них в океан, на этот раз навсегда. Зачем приходил Ихтиандр? — спрашиваешь себя, прежде чем погаснут последние огни экрана.
Григорьев С. Он пришел из океана // Тихоокеанский комсомолец. 1962. 14 марта.