Изначально идея об экранизации романа А. Беляева «Человек-амфибия» принадлежала оператору Александру Ксенофонтову, увлекшемуся в 1950-е годы подводной тематикой. Он взял в соавторы старейшего кинематографиста — монтажера, впоследствии написавшего сценарии к нескольким ленфильмовским картинам, Акибу Гольбурта. Ксенофонтов планировал после написания сценария сам в качестве режиссера взяться за постановку. 7 августа 1957 года Ксенофонтов и Гольбурт принесли сценарий полнометражного фильма по известному роману в сценарный отдел «Ленфильма». На протяжении долгого срока, уже после ряда переделок и поправок, внесенными авторами, работники отдела продолжали высказывать критическую оценку, не увидев в сценарии возможности для его постановки.

Критика была впрямую высказана авторам в письме, написанном исполняющим обязанности директора отдела Л. Жежеленко. В частности, Жежеленко писал: «В таком виде сценарий не может быть принят, так как в нем по-прежнему не решена правильно основная проблема и вы делаете положительным героем доктора Сальватора, который производит опыты по приспособлению человеческого организма к природе вместо того, чтобы находить пути к покорению природы человеком. Учитывая то, что вы не согласны с нами в этом коренном вопросе, определяющем
всю идейную концепцию сценария, сценарный отдел не видит целесообразности какой-либо дальнейшей работы над ним и выносит вопрос о дальнейшей судьбе сценария на рассмотрение директора студии»^[1].

Планами по постановке фильма на основе фантастического романа, а значит, фильма зрелищного, с приключенческим сюжетом, заинтересовалось руководство «Совэкспортфильма» и нескольких прокатных организаций. Возможно, данная причина побудила руководство «Ленфильма» поддержать сценарий Ксенофонтова — Гольбурта. После нескольких переписанных вариантов рукопись все же требовала доработок, и к сценаристам прикрепили опытного сценариста и большого авторитета в среде кинематографистов — Алексея Каплера, автора сценариев знаменитых роммовских картин «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году». Имя Каплера могло послужить гарантом прохождения сценария в высших инстанциях в Москве, где принимались решения о постановке сложных картин.

С ноября 1957 года по официальному договору над сценарием работают трое авторов. Содержание делается все более непохожим на первый вариант, который был назван Ксенофонтовым и Гольбуртом «Ошибка доктора Сальватора». Теперь он, как и роман, носит название «Человек-амфибия». Чуть ранее из редакторского отдела киностудии уже троим авторам направлено два письма, где оговаривается, на что прежде всего обратить внимание при переделке содержания. Среди наиболее любопытных замечаний можно привести следующее: «Естественно, что уточняя образы и ситуации, вы обратите внимание на затянутость диалогов, вялое драматургическое построение некоторых сцен, на необходимость сократить сценарий в целом, чтобы дать больший простор оператору для показа красот подводного царства»^[2]. В следующем письме можно прочитать: «Учитывая интерес экспортных организаций к постановке и выпуску фильма „Человек-амфибия“, просим вас подумать о всей антицерковной линии (фигура кардинала, противостояние двух газет, слова Сальватора на суде о том, что он посягнул на Бога и т. п.). Нужна ли она для сценария избранного вами жанра, не будет ли она препятствием для проката картин в ряде стран?»^[3]. Эти строки свидетельствуют о намерении руководства «Ленфильма» подчинить съемки фильма задаче создания прокатной картины для зарубежных стран. Условие это, помимо прочих, будет в дальнейшем способствовать постоянному особому вниманию чиновников к ее производству.

Пока Ксенофонтов, Гольбурт, Каплер переписывают сценарий, директор киностудии Г. Николаев направляет письмо в Москву на имя заместителя начальника главного управления по производству фильмов И. А. Раучуку, где выражает надежду на поддержку руководства фильмопроизводства страны новой сложнопостановочной картины «Ленфильма». Среди просьб в письме содержатся, к примеру, такие: «...большое количество подводных сцен требует специальной съемочной техники и проведения съемок в теплых морских водах с южной флорой и фауной, мы считаем целесообразным создавать фильм „Человек-амфибия“ в содружестве с кинематографистами Италии, Франции или Югославии, располагающими необходимыми техническими средствами и условиями для подобной постановки. Просим нас поддержать в этом вопросе и ускорить запуск в производство фильма „Человек-амфибия“». В этом же письме сообщается о том, что студия видит в качестве режиссера-постановщика фильма Г. Никулина, обладающего качествами для работы в жанре научной фантастики и готового сотрудничать с зарубежными кинематографистами.

Причины, по которым Никулин, автор таких картин, как «713-й просит посадку», «Помни, Каспар», «Хлеб — имя существительное», выпущенных позже, не стал снимать «Человека-амфибию», неизвестны. Тем временем, а точнее — 15 мая 1958 года, сценарий будущего фильма обсужден и принят художественным советом студии. Это оказался пятый по счету вариант сценария.

Долгая эпопея по переделке сценария и принятию решения о производстве картины заканчивается 18 ноября 1959 года, когда на заключении старшего редактора художественных фильмов И. Барашко начальник Главного управления производства фильмов В. Скрипицин поставил резолюцию «Утверждаю». Вместе с тем в заключении содержалось несколько рекомендаций-замечаний по доработке сценарного текста, прежде чем начать производство. Необходимо было дать мотивацию ухода доктора Сальватора от людей, раскрыть, в чем заключается преступление Сальватора, возмутившее епископа, интереснее и разнообразнее представить «явления земли», привлекавшие Ихтиандра, а также усилить научно-познавательную составляющую, например, дать больше информации про морские богатства, полезные для народного хозяйства. В этом же документе руководство фильмопроизводства страны не возражало о включении картины по роману «Человек-амфибия» в план «Ленфильма» на 1961 год.

В связи с упоминанием фактов долгой эпопеи по написанию сценария и принятию решения о производстве, необходимо сделать небольшое отступление и обратить внимание на сохранение у Ксенофонтова — Гольбурта мотивов, заявленных в романе Беляева, где сталкиваются мировоззрения и стоящие за ними идеологии. Опубликованный в 1928 году роман «Человек-амфибия» писался под непосредственным влиянием переизданного и измененного в ранние советские годы странноватого антисемитского сочинения «Человек-рыба» 1909 года, являвшегося в свою очередь переработкой романа-фельетона Ж. де ля Ира «Человек, который может жить в воде», напечатанного в парижской периодике чуть ранее в том же 1909-м. Для творчества Беляева подобное влияние вещь нередкая. Советский фантаст много читал и не понаслышке знал о том, что происходило в его любимом жанре, из разных источников, с которыми мог знакомиться непосредственно.
Ему удалось создать ряд романов, с одной стороны, прививших отечественной литературе проблематику жанра и целый ряд идей научного характера, что в ту пору было свойственно фантастике, ведущей отсчет от Ж. Верна, с другой же стороны — заключавших в себе некий нормативный тип персонажа с идеалистической оценкой. Произведения его ценны не только тем, что принесли советскому читателю большой пласт знаний о жанре научной фантастики, каким он сложился во французской и англоязычной литературе в 1920–1930-е годы с его мотивами научных открытий и технических изобретений. В содержании большинства романов А. Беляева часто присутствует как бы понимание невозможности полноценного функционирования жанра без романтической идеи или романтической веры в лучшее будущее.

Идеализм по отношению к научным открытиям у советского фантаста рисовал перспективу изменения мира или части его вокруг смелого ученого или неожиданного очевидца, наблюдающего либо становящегося соучастником научного опыта. Александру Беляеву, не пускавшемуся в своих произведениях в собственно описания этой перспективы дальнейших последствий — переселение человечества в воздух, в мировой океан или на другие планеты и т. д., — удавалось в рамках сюжета, адаптировавшего мотивы произведений зарубежных авторов, сформировать у читателя некий эффект романтической веры в возможность счастья людей благодаря усилиям науки и человеческого разума. Романтический градус возникал неизменно при желании представить, как ситуация могла бы развиваться дальше, как бы выглядели в ней герои, добившиеся воплощения своих научных изысканий, осчастливливающих все человечество или отдельно взятых его представителей.

«Человек-амфибия», будучи заимствованным произведением, содержал в себе такой механизм романтического видения.
Даже отдельный смысл, открывавшийся в мотиве ошибочности воззрений доктора Сальватора, врача-утописта, помогающего своими хирургическими вмешательствами трансформировать живые организмы и тем самым продлевающего им жизнь, не умалял в финале романа такого романтического вектора.

Заданный в первых вариантах сценарного текста обличительный вектор не столько способствовал выявлению кинематографических качеств романа, сколько адаптировал его под четкие идеологические схемы, в которых обличалось буржуазное общество, где прогрессивные открытия науки обречены. Романтика беляевского романа, не настолько явная, но все присутствующая, у Ксенофонтова — Гольбурта терялась, отступала, освобождая дорогу идеологическим моментам. ‹…›

Пока решались вопросы по улучшению качества сценария, в дело активно включился другой режиссер — Владимир Чеботарев, поставивший до этого всего один полнометражный фильм «Сын Иристона», посвященный осетинскому поэту Косте Хетагурову. На съемках своей первой полнометражной картины Чеботарев сближается с оператором-постановщиком Эдуардом Розовским, знакомство с которым произошло в 1957 году на съемках «Дон Кихота», где Чеботарев работал вторым режиссером, помогая Козинцеву, а Розовский вторым оператором с Л. Москвиным. Закончив работу над «Сыном Иристона», оператор и режиссер обдумывают возможности дальнейшего творческого сотрудничества. ‹…›

28 ноября 1959 года Владимир Чеботарев пишет заявление на имя замдиректора киностудии по сценарным вопросам В. Ивановой с просьбой включить его в группу Гольбурта, Ксенофонтова и Каплера, мотивируя просьбу тем, что ведет самостоятельную работу по сценарию будущей картины. Чеботарев проявляет настойчивость и, не дождавшись решения, 15 декабря пишет второе заявление. На оба документа Иванова вскоре отвечает запиской, где сообщает о своем согласии.

Чеботарев «прикреплен» к группе в момент, когда сценаристы проделывают последние, но существенные изменения. В это время В. Скрипицин, демонстрируя заинтересованность в появлении картины, направляет директору «Ленфильма» Г. Николаеву письмо со своими замечаниями. В свою очередь Г. Николаев просит ознакомить с замечаниями Ксенофонтова, Гольбурта и Каплера, а также утвержденного в качестве режиссера-постановщика Чеботарева.

В письме Скрипицина содержатся следующие замечания: «Непонятно желание доктора Сальватора переселить всех людей с земли в океан. Такое желание могло бы быть обосновано тем, что на дне океана имеются огромные запасы питательных веществ, и люди перестанут там драться за кусок хлеба. Надуманной выглядит сцена, в которой Зурита приходит в тюрьму к Сальватору и предлагает „массовое изготовление людей-амфибий“.

Для правильного раскрытия идеи фильма важно показать дружбу прогрессивного журналиста Ольсена с Ихтиандром. В сценарии они являются соперниками по отношению к Гуттиэре, и это мешает Ихтиандру правильно оценить Ольсена. Не найдена убедительная причина, психологическая мотивировка, толкнувшая Бальтазара на убийство Зуриты.

Скомкан финал фильма. Линии героев оборваны. Такая неопределенность в дальнейшей судьбе Сальватора, Ихтиандра, Гуттиэре вызовет раздражение у зрителей»^[4]. Пожелания по доработке принимаются и совпадают с началом экспериментального периода, который по производственному
плану должен предшествовать основным съемкам и ставит целью выяснение оптимальных условий и мест для проведения съемок в воде. Подготовка к экспериментальной экспедиции началась
за два месяца до ее начала. Самым главным стало обучение в ленинградской школе подводного плавания, расположенной на Васильевском острове, с обязательным экзаменом в конце на звание легкого водолаза и получением прав с водолазной книжкой, позволявшей погружаться до 40 метров. Тогда же происходит знакомство членов съемочной группы с первым чемпионом Советского Союза по подводному плаванию Рэмом Стукаловым. Известный и опытный спортсмен-подводник учит членов съемочного коллектива искусству погружения с аквалангом.

28 июля 1960 года в Крым отправилась большая экспедиция для проведения экспериментальных съемок. ‹…›

17 июля 1961 года Киселев издает приказ, где объявляется, что в целях упорядочения работы съемочной группы «Человека-амфибии» отстранены от работы режиссер-постановщик В. Чеботарев, замененный режиссером «Ленфильма» Г. Казанским, а также от работы директора картины освобожден Н. Семенов и переведен в должность заместителя директора, а вместо него назначается И. Провоторов. Главной причиной отстранения режиссера и директора стал большой перерасход денег. Оператора-постановщика Розовского, также попавшего в немилость директора студии, решено было оставить, поскольку на нем держался весь съемочный процесс, и особенно его техническая и постановочная сторона, связанная с водой.

Киселев предписывает Геннадию Казанскому прибыть к месту съемок в бухту Ласпи 19 июля. Новый режиссер оказался в Крыму в назначенный срок и вместе с новым директором продолжил работу над неснятыми еще эпизодами. В отличие от Чеботарева, погружавшегося на небольшую глубину, Казанский с самого начала принялся руководить и наблюдать за съемками сцен в воде через смотровой колодец и отказался погружаться с аквалангом.

Казанский слыл опытным ленфильмовским производственником, поставившим такие картины, как «Тайга золотая», «Римский-Корсаков», «Старик Хоттабыч», «Не имей сто рублей». Его «Старик Хоттабыч», вышедший на экраны страны в 1956 году, почти сразу стал образцовым зрелищным фильмом для детей и школьников и создал се автору славу профессионала, режиссера, знающего свое дело. Казанский приступил к работе уже с пониманием того, как каждый снимаемый эпизод будет выглядеть в монтаже, т. е. монтажное видение определяло его распоряжения на съемочной площадке и способствовало авторитету нового режиссера в группе.

Игнатенко А., Гусак В. К вопросу об Ихтиандре. СПб.: Ленинградское издательство, 2011.