— У меня выходило примерно три картины за два года, поэтому так много и набралось. Жанры самые разные: комедии, сказки, так называемые производственные фильмы. Довольно много было совместных с зарубежными киностудиями картин — с ГДР, Чехословакией, Венгрией, Финляндией. Поработал в Индии, Афганистане. Последнее, что снял, — одну из серий «Убойной силы» с режиссером Искандером Хамраевым, после чего «завязал» с производственной работой. Думаю, что 78 картин — уже достаточно.

— Эдуард Александрович, в 1955 году вы пришли на «Ленфильм» и остались верны ему навсегда?

— Я — коренной ленинградец. Мой дед родился здесь, и родители тоже. Покидал любимый город только на время командировок или экспедиций. А на «Ленфильм» я пришел гораздо раньше — в 1934-м или 1935 году. С отцом. У него там были друзья — директора картин. Для меня устроили экскурсию. Иосиф Ефимович Хейфиц снимал в то время картину «Сын Монголии». Замечательные декорации были! В нынешнем четвертом павильоне студии располагался театр «Аквариум» с беломраморным залом, великолепной лестницей, выходящей на второй ярус. Мы поднялись по ней и увидели внизу фруктовый сад. С дерева мне подарили хрустальное яблоко. Оно было со мной до самой войны, только во время эвакуации пропало.

— Выходит, то яблоко и привело вас в кино?

— Вообще-то я собирался строить самолеты, учился в Авиационном институте и даже не думал, что стану оператором. И вдруг оказался во ВГИКе, который только что вернулся из эвакуации. Занятия строились так, что большую часть времени мы проводили на практике, на студии. И попал я на съемки опять-таки к Хейфицу! Он снимал «Во имя жизни». Я вообще работал с хорошими режиссерами, объездил весь Союз, снимал в самых разных местах — и на севере, и на юге, и в шахтах, на глубине 750 метров, и в море, на рыболовных судах. После этого меня уже не пугали никакие сложности. Именно в то время мы с режиссером Виталием Мельниковым сняли картину «По Карело-Финской ССР», а спустя несколько лет, уже на «Ленфильме» — «Начальника Чукотки».

— Расскажите историю зарождения «Человека-амфибии».

— Я снимал с режиссером Владимиром Чеботаревым в Осетии картину «Сын Иристона» — об осетинском поэте Коста Хетагурове. Тогда нам и пришла эта сумасшедшая идея о фильме. Может быть, под влиянием разреженного воздуха в горах. Как раз вышли картины Кусто «В мире безмолвия», «Голубой континент». Собственно, никто не знал, что это такое. Очарование подводного мира, ощущение невесомости, свободы под водой — все это и толкнуло нас на авантюру.

Начинали с решения самых примитивных вопросов: как работать под водой, как там жить, плавать, как должен быть оборудован аппарат, чтобы его не раздавило. Еще проблемы — маски, ласты, костюмы. Тогда ведь ничего не было. Картину запустили по самой минимальной смете.

Никто ведь не знал, что такое подводные съемки, с чем мы столкнемся. И вообще считалось, что ничего хорошего у нас не получится. Деньги довольно быстро закончились, и погода не баловала. То вдруг дождь зарядит, а потом вода мутная, надо подождать. Четыре месяца мы прожили на берегу в палатках.

— Это было в Крыму?

— Да, недалеко от Севастополя есть бухта Ласпи, под так называемыми Байдарскими Воротами... Что было делать? Закрывать картину? Поехали в Москву. Руководитель проката, замечательный человек, Федор Белов посоветовал: «А вы сделайте пока картинку о том, как проходят съемки». Мы сделали картину «Впервые под водой». К сожалению, она не сохранилась, даже у меня нет копии. Получили за нее деньги, вложили в свою картину, продолжили съемки. Вскоре опять деньги закончились. Снова едем в Москву к Белову. Что делать? Тогда я написал сценарий новой «картинки» — «Встреча с Ихтиандром», сняли ее, получили деньги, вложили, продолжили. У нас было много подводного материала. Я вообще предлагал огромное количество сюжетов, очень интересных, связанных с русским подводным флотом. Но в ту пору подводные съемки никому не были нужны. Несмотря на то что все было готово для того, чтобы продолжать работу: существовали подготовленная группа людей, готовая техника. Но считалось, что все эти приключенческие дела — чистой воды авантюра. И все рухнуло. Выпустили фильм, а оставшееся выбросили на помойку.

— А когда работу завершили, ваши «хождения по мукам» ведь не прекратились?

— О, сколько было претензий! То, что картина все-таки вышла, — случайность. Выпускать ее не хотели. Считали, что это пропаганда буржуазной жизни, что приключенческий жанр вообще не нужен советскому народу.

— Какую из своих работ особенно любите вы?

— Моя любимая картина — «Каин XVIII» режиссера Надежды Кошеверовой. Там такой звездный состав! Эраст Гарин, Михаил Жаров, Николай Трофимов, Лидия Сухаревская, Юрий Любимов, Бруно Фрейндлих, Гeоргий Вицин... Замечательная, уникальная картина, чрезвычайно современная.

Есть еще несколько фильмов, которые достойны любви и уважения, прошли через серьезную цензуру, пострадали. Тогда ведь каждая картина проходила через сито цензуры. Начиналось с ученого совета студии, на котором обязательно присутствовал инструктор райкома партии, который делал замечания и докладывал о них своему руководству, потом картину показывали райкому, затем — Ленинградскому обкому, и только после одобрения «наверху» ее можно было отправлять в Москву. А там были свои художественные советы — при министерстве, при главке, при ЦК партии. Каждый редактор делал свои замечания, поэтому и возникали самые невероятные претензии, предусмотреть которые было очень сложно. Особенно в сказках. Там каждый раз возникали какие-то абсолютно непредсказуемые ситуации. Например, нам говорили: почему ваш начальник тайной полиции целуется с министром иностранных дел?

Одна из лучших, по моему мнению, ленфильмовских картин — «Друзья и годы». Поставил ее режиссер Виктор Соколов. Снималась она трудно. Рассказывалось в ней о событиях в нашем государстве начиная с 30-х годов до смерти Сталина. Выходу на экран фильма «Седьмой спутник» предшествовало 18 запрещающих подписей!
Это была первая картина Леши Германа, он снимал ее вместе со своим другом Григорием Ароновым.

—  На какой пленке вы снимали свои картины?

- На отечественной. Принципиально. Москвичи считали, что она плохая, снимать надо на «Кодаке», на других иностранных пленках, которые действительно лучше по качеству. Но я был уверен, что мы должны разрабатывать свои новые сорта пленки, двигаться вперед, а если перестанем снимать на ней, промышленность наша рухнет, что, собственно, и произошло. В то время устраивали конкурсы операторских работ на лучшее использование цветных отечественных негативных пленок. Я шесть раз был удостоен на них звания лауреата.

- Удивляет, что вы, профессионал самого высокого класса, возитесь сейчас с любителями.

- Это святое дело! Я много лет занимаюсь любительским кинематографом, считаю, что это армия замечательных, талантливых людей, которым нужна поддержка. Бываю на фестивалях, провожу мастер-классы, показываю свои работы, приглашаю на студию талантливых ребят. Их ведь надо чем-то увлечь, иначе как увести с улицы?

Я вообще считаю, что самая лучшая в кинематографе профессия — оператор. Недаром же говорят, что режиссером может быть любой, не доказавший обратного, а в операторы мало кто хочет идти, потому что наша работа видна по первому же прикосновению: можешь или нет, способен или не способен... К сожалению, сейчас, на большинстве сериалов, профессия уходит. Продюсеры прежде всего заинтересованы в темпе: давай-давай скорее! Все остальное не столь обязательно. Оператор лишился своих основных изобразительных средств — рельсы, тележка, краны.

Все это уже сложно, дорого.

— Зато и техника сейчас не та, что была в прошлом веке. Завидуете, наверное, нынешнему поколению операторов?

— Нет, не завидую. Я всегда работал на своих, персональных камерах — замечательных. «Белое солнце пустыни» снято на самой простой камере «Конвас-автомат». Сегодня мои студенты говорят: «Нет, на трехглазом „Конвасе“ мы снимать не будем». Конечно, кто спорит, хорошо работать на современной технике. С каждым годом камеры, оптика, аксессуары становятся все интереснее, появляются новые разработки.

— В кинооператоры молодежь нынче стремится?

— У нас очень большой конкурс, особенно в регионах, — 50-60 человек на место. Мы выезжаем к абитуриентам в Башкирию, Якутию, в Ханты-Мансийск. Нынче приняли на первый курс 40 человек. Это невероятно много. Для того чтобы хорошо их учить, дать возможность освоить профессию, нужны время, деньги, техника... Слава богу, что на каждом курсе появляются два-три талантливых человека, работы которых выходят на международный экран. Мои ребята получали и студенческого «Оскара» и Гран-при на разных фестивалях. Так что мой опыт не пропал даром.

Розовский Э. (Инт. С. Мазуровой) Снимали на отечественной пленке. Принципиально // Культура. 2006. 21-27 декабря.