Существует очень мало документальных свидетельств о встречах Эйзенштейна со Шкловским. В книге Шкловского об Эйзенштейне, вышедшей в 1973 году, очень мало биографических сцен, в которых участвуют субъект и объект повествования (это объясняется задачами книги и очень своеобразным набором приемов) ‹…›. Так, Шкловский рассказывает о ночных съемках одной из сцен «Октября», когда Эйзенштейн разрушил копию памятника царю из папье-маше, и дает понять, что присутствовал при этом. В другом месте он упоминает, но как-то вскользь, о вечерах, которые проводил у Эйзенштейна в его первой квартире на Чистых прудах.
Но если сказать обратное, это тоже будет правдой: в дневнике Эйзенштейна о Шкловском говорится очень мало, и преимущественно в неодобрительном тоне, а в «Автобиографических записках» этот персонаж, можно сказать, отсутствует.
Если мы обратимся к хронологии, то отметим, что их встреча состоялась сравнительно поздно: во время революции оба они находились в Петрограде, но не были знакомы друг с другом. Шкловский командовал взводом броневиков и был серьезно вовлечен в политические события, а Эйзенштейн был еще весьма далек от них. И тому, и другому придется побывать на фронте, но в совершенно разных войсковых соединениях, и их политические взгляды не будут иметь ничего общего.
Затем Эйзенштейн возвращается в Москву и начинает работать в Пролеткульте. А Шкловский все еще в Петрограде, участвует в деятельности ОПОЯЗа. Осенью 1922 года он эмигрирует в Берлин и вернется в Москву только в 1924-м.
С этого времени оба начинают работу в кино. Эйзенштейн приступает к съемкам «Стачки», а Шкловский дебютирует как сценарист на Третьей кинофабрике, студии, с которой Эйзенштейн не сотрудничает. Оба они печатались в журнале ЛЕФ, но Эйзенштейн опубликовал свою первую статью, «Монтаж аттракционов», в 1923 году: тогда Шкловский был еще в Берлине. Когда Шкловский вернулся, журнал перестал выходить, его выпуск возобновился лишь в 1927 году. К тому времени Эйзенштейн уже существенно отдалится от группы ЛЕФ и от ее журнала (это проявится, в частности, в ходе дискуссии «игровое-неигровое»), а Шкловский сблизится с ней, хотя так и не примкнет к ней окончательно, и в сценарных отделах студий будет тесно сотрудничать с ее лидерами, Бриком и Третьяковым.
Но мир кино не сводится лишь к этому. Разумеется, оба они бывают на одних и тех же вечерах, премьерах (Шкловский рассказывает в своей книге о премьере «Потемкина»), участвуют в дискуссиях на кинофабриках (Шкловский работает в Госкино/Совкино не меньше, если не больше, чем на «Межрабпоме») и, возможно, еще чаще встречаются на собраниях и обсуждениях в АРКе. Шкловскому даже поручают как консультанту Госкино дать оценку проектам Эйзенштейна.
И тем не менее они так и не сблизятся, по крайней мере, в те годы. По-видимому, дело тут в характере и в индивидуальности каждого: им нечем «зацепиться» друг за друга. Пожалуй, есть основания говорить об их «не-встречах». Вот так же оба они «не встретятся» с Вертовым, каждый по своим причинам, но соперничество и соотношения сил в левых художественных кругах явно сыграют тут не последнюю роль.
Тем не менее, каждый с напряженным вниманием следил за деятельностью, теоретическими выступлениями и фильмами другого. И не просто следил, а до конца десятилетия принимал их в расчет в собственной работе, хотя бы и со знаком минус, стремясь на их фоне уточнить собственные теоретические и эстетические позиции. ‹…›
Если говорить о вопросах теории, то у Эйзенштейна попадается очень мало указаний на то, что он внимательно, пусть даже и придирчиво, читал статьи Шкловского, как о литературе, так и о кино. Очевидно критическое отношение Эйзенштейна к понятию «остранение», занимающему центральное место в концепции искусства у Шкловского и пронизывающему насквозь все его творчество. Сопоставление по морфологическому принципу не удовлетворяет Эйзенштейна, который ставит в вину представителям формальной школы то, что они не учитывают, грубо говоря, психологический, а точнее, психоаналитический фактор. И если по его работам чувствуется, что он читал опоязовцев, то интересует его преимущественно Тынянов, хотя здесь мы тоже не располагаем четкими данными, разве что относящимися к более позднему, последнему периоду их жизни.
Напротив, в двадцатые годы у Шкловского много работ, посвященных Эйзенштейну, он часто упоминает фильмы, теоретические работы и принципы Эйзенштейна не только в статьях, но в лекциях и различных выступлениях. По ним видно, как менялось его отношение к Эйзенштейну, от неприятия до притязания на общность взглядов, — через все промежуточные стадии.
Познер В. Шкловский/Эйзенштейн — история плодотворного непонимания // Киноведческие записки. 2000. № 46.