Артист Кранерт во второй раз появляется на экране. Первый его дебют в эпизодической роли Александра в картине «Юность поэта» прошел мало замеченным. Сценарий не давал возможности сделать что-нибудь интересное. Достоинства этого эпизода ограничивались портретным сходством.
Вторично Кранерт выступил в «Возвращении Максима». Здесь он также играет «портретную» роль. На этот раз это — Пуришкевич. Маленькая эпизодическая роль «мастерски исполненная артистом» даже не числится в перечне действующих лиц. Это досадно.
Портретное сходство достигнуто предельное. Но артист не останавливается на этом. Наглый шут, хулиган—таким предстает перед зрителем Кранерт — Пуришкевич. Вожак банды погромщиков — вот мысль, возникающая сразу же.
На трибуне — зубр — «правых» Марков 2-й (артист Г. Орлов; он, к сожалению, тоже не назван). Пуришкевич — весь внимание. Марков кончил погромную речь и идет на место. Пуришкевич в восторге трясет ему руку, весь изгибаясь. Вслед за этим он, продолжая хлопать, делает знаки «своей бражке». «Бражка» поднимает вой, приветствуя «вождя». Так Пуришкевич организовывает общественное мнение. В этом жесте — весь Пуришкевич. На арену выступил погромщик, рыночный крикун, гаер и черносотенец.
Пуришкевич — Кранерт ни секунды не остается спокойным. Он беспрерывно вертится на своем месте, обменивается знаками со своей шайкой, не сводящей с него глаз; он беспрерывно действует, чувствуя себя центром внимания, «любимцем публики».
Черты гаерства, шутовства переданы Кранертом выпукло и верно. Но это не просто «ломание дурака», как может показаться. Это — прием борьбы. Прием этот гнусный, свидетельствующий о полном отсутствии каких бы то ни было принципов, кроме одного: бей, жми, тащи и не пущай. Когда на трибуне появляется большевик Тураев, с силой и громадным чувством собственного достоинства произносящий свою речь, Пуришкевич буквально исходит яростью. Он в каком-то упоении самозабвенно стучит пюпитром, кривляется, орет какие-то бессмысленные остроты, демонстративно хохочет, указывая на Тураева пальцем. Но сквозь маску балаганного кривляния, сквозь бешенство черносотенца отчетливо проступает страх перед классом, поднявшим голову, страх яростный и бессильный.
Артист Кранерт хорошо дебютировал в кино. Он воскресил в памяти одну из страниц русской истории.
Шапиро М. Кранет-Пуришкевич // Рабочий и театр. 1937. № 10.