Снова на экране появляется знакомое лицо веселого и умного парня Максима, которого мы оставили три года назад в ту пору, когда для него завершилась юность и когда он окончательно пошел по пути профессионального революционера. Как отголосок этой поры звучит с экрана песня, которую Максим распевал когда-то вместе со своими двумя товарищами. Этих товарищей уже нет в живых, но песня звучит так же бодро, и в ее смешных словах «Где эта улица, где этот дом» слышится тот же лукавый, скрытый смысл. Этот смысл прячется и в других песнях Максима, которые он распевает в своем «Возвращении».
Идет парень по залам пивной и горланит озорную песню. И мелодия у нее простая, и слова не хитрые, и всякий скажет: разорался парень от веселья и от глупости. Но из первого фильма о Максиме мы уже знаем, кто он такой, этот парень. Льется несложная мелодия, звучат незатейливые слова, но глаза Максима хитро смеются и что-то высматривают. Он подходит к кому-то, как будто невзначай бросая нужное слово, и опять идет дальше, распевая во все горло.
Нет, песни Максима не просты. За их нелепыми словами прячутся невысказанные мысли и серьезные дела, и когда Максим поет их, он, в сущности, говорит, что борьба продолжается и что рядом с людьми, занятыми обычными, мелкими делами, идет другая, напряженная жизнь.
Максим изменился со времен своей «Юности». Его взгляд стал серьезнее и сосредоточеннее. Годы борьбы и тюремного заключения создали из него настоящего революционера. Он стал уверенным в своей работе и хорошо разбирается в сложных политических вопросах. Но он остался таким же простым и ловким рабочем парнем, мастером на все руки.
Образ Максима, созданный актером Чирковым, полон обаяния и большого внутреннего содержания. В нем раскрывается тема фильма в ее реальном человеческом выражении, тема революционного движения, подготовившего октябрь 1917 года. В Максиме Чирков создал тип рабочего-большевика, в тяжелые времена реакции не знавшего уныния, умевшего делать революцию с той уверенностью и спокойствием, за которыми лежит сознание правоты и понимание исторического процесса.
Детали играют решающую роль в искусстве. Правильно выбранные, они придают произведению убедительность жизненного документа, без которой тема остается только тезисом, требующим доказательств. Образ Максима, впрочем, как и весь фильм в целом, сделан на таких обдуманных, бьющих в цель деталях.
Скрытый смысл, который лежит за озорными песнями Максима, сопровождает и многие его поступки в фильме. Вот перед нами ловкий бильярдист, шутник и приятный собутыльник. Он веселится как будто от души. Его слова полны неподдельной искренности. Но взгляд Максима остается серьезным. В нем живет сосредоточенная мысль и настороженность.
В споре с меньшевиками лицо Максима сохраняет выражение деловитости, а в глазах вспыхивают лукавые искорки, и в углах губ прячется едва заметная, насмешливая улыбка. Кажется, вот-вот она вырвется наружу, и веселый смех раздастся с экрана. Но Максим остается серьезным, и только его слова, благодаря этой игре глаз и едва приметной улыбке, приобретают иное значение.
В замечательном эпизоде на вокзальном перроне перед отправкой воинского эшелона на фронт опять играют эти чудесные, так много говорящие глаза Максима и его улыбка, которую не столько видишь, сколько чувствуешь в незаметном движении мускулов лица и в легком повороте головы.
Когда на вопрос офицера: «Выведешь Россию на светлый путь?», Максим отвечает: «Так точно, выведем, выше благородие», в его взгляде мелькают знакомые лукавые огоньки, и его ответ звучит как твердое обещание скоро рассчитаться с господами в офицерских шинелях. Роль Максима в этом фильме — первоклассная работа Б. Чиркова. Она проведена им с замечательной простотой. На всем протяжении картины нельзя найти кадра, в котором за живым человеческим образом почувствовался бы актер, играющий роль.
Вторая встреча с Максимом окончательно закрепила симпатии зрителя к этому чудесному парню, так легко и уверенно идущему по трудной дороге революционной борьбы. Мы видели его на заводе, где он поднимал рабочих на забастовку; мы видели его на демонстрации и на баррикадах в стычке с полицией, в типографии, где печаталась «Правда». И где только ни появлялся этот неутомимый Максим, всегда веселый и оживленный, собирая рабочих вокруг партии, призывая их к борьбе понятными словами, показывая пример мужества и упорства.
В финале фильма он уезжает на фронт и сразу же, сидя в теплушке, устраивает чтение листовки о войне. Солдаты читают прокламации, а Максим поет ту же песню, с которой он впервые появился перед зрителем в дни своей юности. «Крутится, вертится шар голубой», — поет Максим, а вместе с ним поют солдаты, и в этой песне опять звучит иронический смысл, который умеет вкладывать в нее Максим. За внешним послушанием «серой скотинки» живут невысказанные мысли и идет напряженная жизнь: борьба продолжается.
Мы знаем, что Максим вернется с фронта. Его не могут убить. Мы обязательно должны встретиться с ним еще раз, чтобы проследить в событиях революции судьбу этого человека, ставшего нашим близким знакомым.
«Возвращение Максима» — историческая картина. В ней захвачен отрезок времени в несколько месяцев перед мировой войной. Авторы берут политическую жизнь того времени в сложном сплетении событий, в многообразии борющихся социальных сил. В центре их внимания лежит революционная работа большевистской партии в Петербурге в ее основных моментах.
Работа «Правды», агитация на фабриках и заводах, выход на улицу с демонстрациями и баррикадными боями, борьба с меньшевиками, деятельность большевистской фракции в Государственной думе — все это происходит на экране в фильме о Максиме. Трудный, как будто мало эффектный для кино мате риал, к тому же захватанный неумелыми и неряшливыми руками многих киносценаристов и режиссеров. Этого сложного, содержательного материала как будто слишком много для одной картины. С большой долей вероятности можно было ожидать от режиссеров поверхностного исторического фильма обозренческого типа, в котором мелькают обрывки крупных событий и множество эпизодических лиц, с молниеносной быстротой сменяющих друг друга на экране.
Но в «Возвращении Максима» ничего нет и в помине от поверхностного исторического обозрения. Действие развивается связно и идет с нарастающим драматизмом.
Здесь все настоящее, сделанное из подлинного материала, на скупых выразительных деталях. И эти детали, рисующие исторический ландшафт, даны вскользь, в естественной связи с действием, без того нарочитого обыгрывания их, которое так часто встречается в подобного рода картинах.
Не только Максим, но и второстепенные персонажи выходят на экран как реально существовавшие когда-то люди. Конечно, именно таким был Тураев, полный, небольшой человек с черными усиками и с живыми монгольскими глазами. С такими именно жестами и интонациями он произносил с думской три буны речь в защиту рабочих, под крики и свист думских зубров. Именно такой и была девушка Наташа, спокойная и простая, с некрасивым, но одухотворенным, милым лицом. Реально существовал и этот пожилой рабочий, отчаянный бильярдист и отличный семьянин, умирающий на баррикаде от пули полицейского.
Одно из свойств подлинного искусства — это человечность, взволнованность образной речи. Оно не только убеждает зрителя правдивостью в изображении людей и событий, но и покоряет той страстностью, с которой художник воспринимает жизнь и говорит о ней. Авторы «Возвращения Максима» вышли на путь такого глубокого реалистического искусства.
Алперс Б. Возвращение Максима // Советское искусство. 1937. № 24.
Опять Максим. На этот раз он уже не юноша — он большевик, закаленный в подполье и в ссылке, боевой организатор солдатских масс. Но все та же чудесная улыбка, то озорной, то непреклонный взгляд; все те же душевные милые песни.
И вдруг он — министр! Не кто-нибудь, а он, Максим, — комиссар Государственного банка. Таково решение партии...
Так начинается фильм...
Вот рабочий, а лучше скажем, рабочий класс, сталкивается со старой махровой интеллигенцией, с бобровой бюрократией. Она презирает его, издевается над ним. Из зала несутся к нему ехидные вопросы:
— А сколько будет дважды два?
Потом начинается война. Без выстрелов, без атак. Чернила льются на бухгалтерские книги, облака документов взмывают вверх, и бобровые мерзавцы исчезают. И рабочий — рабочий класс — остается один на один со сложнейшей механикой государственных финансов. «Саботаж небывалого размера», как писал Ленин. Но и это препятствие преодолено. Уже в конце картины на столе у Максима — первая роспись доходов и расходов Советского государства. Волнение охватывает его. Не за ошибки, которые в росписи, несомненно, есть, а потому, что это — первая, что ничего подобного не было в истории, что с этого начинается совсем новый век человечества.
И такова сила правдивости и художественности картины, что над этим историческим документом творцы его вдруг запевают песню «Крутится, вертится шар голубой», и, хотя слова совсем не соответствуют важности момента, вы понимаете, что так и надо.
Рабочий — рабочий класс — сталкивается и с другим страшным врагом: активными контрреволюционерами, которые действуют под кудлатой маской анархизма, то в офицерских кителях с обрезанными погонами, то скрывая лицо воротником пальто и полями широкой шляпы, а бандитскую идеологию — эсеровской болтовней.
И Максим, только что копавшийся в книгах, чтобы постичь смысл онкольных счетов и ресконтровых операций, по телефонному вызову несется в снежную метель, чтобы захватить банду негодяев, готовящую террористический акт.
И Наташа падает от ножа террориста.
И, наконец, тревожно гудят гудки Выборгской стороны, провожая Максима на фронт: наступают немцы.
Одно тревожнее другого проходят события перед зрителем. Все они суть эпизоды из жизни героев фильма, но у всех есть одна «сверхзадача», как говорил Станиславский. Она заключается в том, показать, как боролся с врагами рабочий класс и как привлекал он к себе друзей. В этом соединении личного и исторического, — в соединении абсолютно органическом, художественно правдивом, — и заключается секрет обаяния картины. Вы видите, что это правда, но не только художественная правда о биографии людей, а художественная правда о биографии страны...
Агапов Б. Возвращение Максима // Известия. 1938. 28 ноября.