«В моем сценарии, — писал режиссер, — военный Перекоп проходит всего в нескольких эпизодах, а остальная картина посвящена Перекопу сегодняшнего дня...
Кулак в моем фильме — это второй Перекоп, который мы должны решительно победить, как мы победили первый, военный Перекоп.
И, наконец, третий Перекоп, которым мы также должны овладеть, — это выполнение заданий нашего строительства, связанных с пятилетним планом». [1]
В «Перекопе» режиссер остается верным романтическому направлению кино. Картина насыщена кинематографическими метафорами. В тройной экспозиции возникают панорамы Петрограда—оплота самодержавия. Экран заполняют монументы царей, дворцы. И украинское село. Согбенные фигуры, плачущие над убитыми бедняками женщины.
И. Кавалеридзе показал, как война нарушает течение жизни. Крестьянин, заболевший на войне тифом, спрашивает у возницы, везущего его на телеге:
— По озимым везешь?
— Мы не сеяли, — отвечает возница.
И на экране — трупы умерших от тифа, убитых на войне крестьян. Из наскоро засыпанных могил торчат закоченелые руки. «Кто сеял?» — спрашивает титр. Тотчас на экране возникают идущие танки. И надпись: «Мы сеяли».
Но, утверждает режиссер, волю народа к жизни сломить невозможно.
На стройку завода идут женщины. Из-за отсутствия топлива останавливаются домны —и люди разбирают заборы своих домов, а затем и сами дома, чтобы обеспечить завод топливом.
Этот метафоричный, по мысли режиссера, эпизод был понят частью зрителей и критики буквально и вызвал сомнения в соответствии его жизненной логике. Так, В. Левчук, отмечая в рецензии на фильм «своеобразие формы» картины, ощущая, что «режиссер открыл новую школу кинематографии», тем не менее недоумевает: «...Утверждать, что рабочий разбирает даже свою хату на топливо для завода — это наивно и, с точки зрения диалектического мировоззрения — неправильно». [2]
А в это время идет бой за Перекоп. Отступают белые. Панически бегут на пароходы. Драматизм этих эпизодов Кавалеридзе подчеркивает ураганом. «Революционный ливень вышел, — писал режиссер. — И не на тридцати метрах светотени, а на больших просторах. Натура, а скульптурная выразительность. Ближе к кинематографической правде, а офорт» [3]
«Скульптурная выразительность» «Перекопа» проявилась и в индустриальном пейзаже — олицетворении новой жизни, и в том, как обыгрывает режиссер в финале картины «Памятник Артему», одному из выдающихся деятелей партии. Этот памятник воплощает здесь несокрушимость революции и ее завоеваний, равно как Перекоп для Кавалеридзе эквивалентен понятию «энтузиазм». Поэтому изображение памятника Артему режиссер монтажно соединяет с картиной действующего завода, которую в свою очередь сменяет надпись: «Еще один Перекоп возьмем!» Потом — снова домны и снова надпись-лозунг: «Бои продолжаются. Перекоп не один еще будет!».
Щепотьев С. Одесская киностудия в 1930-е // Вопросы истории и теории кино. Вып. 2. 1975.