Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Дорогой Серж
Из переписки Сергея Юткевича и Николая Погодина

Драматург работал быстро. В письме от 22 марта он сообщал:
«Дорогой Сергей Осипович, теперь я могу сказать, что вышло! И поставить при этом восклицательный знак. Сделаны самые кардинальные сцены, то есть Сталин с сюжетным финальным ходом, когда только в самом конце картины выясняется, что именно Сталин действовал в определенных сценах. Затем сделан немецкий фронт с блестящим участием Кати (сестра Шадрина, которая в окончательном варианте фильма — горничная в богатом доме. — С. Ю.) и — самый финал картины в наше время на Дальнем Востоке. Весь сценарий получил большой размах, серьезность, как-то поднялся в своей значимости... Но я отнюдь не полагаю, что это уже и конец. Шумяцкий меня вызвал и очень просил работать, хотя я ему еще до этого послал записку, что работаю и все сделаю».
Мне эпилог на Дальнем Востоке решительно не нравился, казался искусственным. В конце концов отказался от него и Погодин. Новый вариант сценария пришел от него в начале апреля. И почти два месяца я работал над сценарием режиссерским, внеся много изменений, обеспокоивших Погодина. Он сообщил мне об этом 1 июня:
«Я не в восторге. Я смотрю на “изменения” и возникает ассоциация с “докладом”. Это становится похоже на доклад средней руки агитатора. Докладчик не мог “охватить” всего, но то, что он сказал — верно.
И от этого никому не тепло. Понимаю, что мы с Вами поставлены в такие физические условия, когда спорить нет времени, но хочу, чтобы Вы чувствовали опасность скучной картины... Проследите драматургически, как идет по картине Шадрин. У Вас получается так, что он уже на фронте готов вступить в гражданскую войну. Он — готовенький, умный, сознательный. Жаль... Зачем ему Ленин, когда он без него все знает и все решил».
Возражал Погодин и против того, чтобы, как я наметил, встреча с Лениным происходила у Шадрина после того, как тот побывал на Путиловском заводе и уже многое в происходящем понял. Таким образом, резонно замечал Николай Федорович, «Ленин говорит не с тем человеком и говорит зря». Были и другие замечания, содержащие зерна истины. Я прислушался к ним и многое сделал иначе, о чем зритель может судить по готовому фильму.

‹…› (14.V.1938): "Дорогой Серж, я почти ничего не сказал о материале оттого, что не успел сразу обдумать увиденное. Вот я походил два дня и вижу, что все виденное мне действительно очень нравится. Есть в кусках хорошая чистая прозрачность. Если Вы этот стиль сохраните и не будете пачкать кадры изменениями персонажей и суматохой, то, по-моему, это будет очень хорошо. Например... У Вас при мне снималась сцена, где солдаты бегут на втором или третьем плане, а Шадрин и бородач остаются вблизи. Это вышло очень хорошо. Мне кажется, что окоп также снят на лицах, на умном приближении к зрителю... и это очень приятно.
Немного, однако, смущает меня Тенин. Актерски он как-то небрежно-спокоен. Самоуверенность — вещь неплохая, но я не хочу знать, что актер самоуверен и очень опытен. Если самоуверенность и легкость, с какой делает актер Тенин, переходит на образ Шадрина, то образ от этого может получиться более или менее неожиданный. Я заранее не хочу пророчить ничего, но думаю, что во многих местах придется клещами тянуть из Тенина эту взволнованность — в новых, невиданных для солдата обстоятельствах. Иначе за что же его любить и сочувствовать ему, ежели он сам ничего этого не желает и делает все, как по-писанному?
Может быть, Толчанов хуже Тенина, но он взволнован — и это доходит. (Я думал, как вы помните, иначе. — С. Ю.) Смотрите, дядя, по-моему, это очень и трижды очень важная вещь. У Вас в картине дело будет идти о картине, ибо Ленина уж видали, и это не ново. Шадрин — тема. И мне, скажу по совести, не очень понравилось его горе, когда он упустил генерала. Вероятно, это горе надо экспонировать, то есть зафиксировать — и не раз — взволнованность Шадрина. Сие — одно, что меня заставило думать. Все же остальное никаких тревог не вселяет, наоборот, оставило хорошее впечатление. Мне очень нравится Чирков, Каюков, Черкасов (класс!) и опять-таки прозрачность и что-то близкое к интимности в этих кусках. Засим, кланяюсь Вам. Да. Звонил Штраух. Я ему сказал, что он мне нравится, что он в пробе, конечно, не уверен, что на работе может быть гораздо лучше, и все это — правда. Опять же кланяюсь Вам. Николай Погодин». ‹…›

‹…› Чуть позже срочно потребовалось, чтобы Николай Федорович приехал в Ленинград для некоторых переделок в сценарии. А он все оттягивал. Да к тому же какая-то газета напечатала показавшееся мне обидным интервью с ним. Я ему об этом написал и получил ответ (7.VII.1938):
«Худая собака, чего Вы ругаетесь? Я не подряжался из-за кое-какой дружбы с Вами уважать вашу банду. Я ничего не пишу, я высказываю мысли, а их печатают в искаженном виде. А Вы, сучка худая, ничего не понимаете и ругаетесь. Я сейчас видел Пырьева. Его вид отяготил мою словесность. Я не могу уважать эту банду. Вы похудели... так Вам и надо. Работать надо, дорогой, работать, фильм снимать надо, дорогой, фильм... Я приеду еще до ответственных съемок и на днях засяду за главные сцены. Я что-нибудь придумаю. Я могу. Я умею что-нибудь придумать. Я могу еще придумать что-нибудь новое. Я хитрый. Если бы я не был хитрый, Вы бы меня продали за три копейки... Я Вас знаю. Вы — тоже штучка..
Очень рад, что Штрауха приняли... Это прекрасно. Тысячу раз приветствую тех, кто разрешил. Жизнь меняется. Это волны. Волны — это плохой афоризм, но все равно. Вы понимаете. Я рад за Вас. Работайте, дорогой, худейте, собака, еще худейте, ходите злой, ругайте меня — и я приеду. Я думаю. Я — сочинитель. Я намереваюсь еще что-нибудь присочинить». 

Юткевич С. Разгадка поэзией // Сергей Юткевич. Собр. cоч. в 3-х тт. Т. 2. М.: Искусство, 1991.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera