Вроде бы что интересного в нюансах того, как провинциальный, уверенный в себе, самовлюбленный стареющий плейбой с местного филфака (можно ли было себе представить таким Янковского с его врожденным маскулинным гламуром?) узнает, что жена наставляла ему рога всю их совместную (теперь это слово звучит для него издевательски) жизнь. Ну ловко морочила голову, ну в одночасье ушла от ответа — какой спрос с мертвой? И что прикажете делать актеру в кадре, когда его герой, докурив все оставшиеся от поминок бычки, в поисках спрятанной (доктора запретили) трубки находит письмо к любовнику, да еще составленное в таких выражениях, будто эта женщина, кроме переводных любовных романов, ничего не читала? «Мой дорогой, любимый человек», — написано в трамвае по пути домой от этого «человека», связь с которым длится столько же, сколько и брак с обманутым мужем. Конечно же, в письме — фальшивые эмоции. А вот в том, как тяжело и сипло дышит Янковский, прочитав его, — правда. ‹…›
Неожиданная роль Янковского, сделанная из ничего, из пустоты и обиняков — из чего, собственно, и скроена любая обыденность, — становится по-настоящему главной в фильме. И дело не в заурядно бытовом сюжете, а в том, как деликатно масштаб актерской личности укрупняет несоразмерную ему самому личность героя.

Любарская И. Чувства и чувствительность // Искусство кино. 2003. № 1.

Трудно сказать, как сложился бы этот фильм Валерия Тодоровского, если бы не точный и безошибочный выбор актёров (Олега Янковского и Сергея Гармаша) на две главные роли — мужа и любовника женщины, которая внезапно умирает (причём за кадром), несколько мгновений фигурирует на экране в качестве бездыханного тела, но потом только о ней и вспоминают двое мужчин, которые любили её. Или же думали, что любили, лишь теперь осознав, чего они на самом деле лишились. Особенно это касается мужа, лингвиста-преподавателя Дмитрия Чарышева, для понимания образа которого чрезвычайно важен весь шлейф прежних ролей, тянущийся за Олегом Янковским, но в первую очередь значим Сергей Макаров из ленты «Полеты во сне и наяву», сыгранный им 20 лет назад.
Собственно говоря, почему бы себе не представить этого советского лишнего человека спустя целую эпоху, прошедшую с осени 1982 года. Хотя в достаточно обобщенной по времени обстановке Любовника, который к тому же снят в словно законсервировавшемся Минске, давно застывшем в былом обличье, не имеет особого значения, когда и где это происходит. Поскольку подобное может происходить всегда и везде, с любыми мужчинами и женщинами, которые любят друг друга и одновременно изменяют, ведут вроде бы спокойную семейную жизнь, а после неожиданной кончины кого-то из них вдруг выясняется, что еще существовала вторая реальность. Можно сесть на старый дребезжащий трамвай, коих давно уже не осталось в Москве, и доехать через пять остановок до этой другой жизни 

Кудрявцев С. Поездки на старом трамвае при жизни и после смерти // Киномир. 2002. 23 октября.