Десять лет назад, только что назначенный главным режиссером Московского театра имени Ленинского комсомола, я выехал смотреть одного молодого актера в Саратовский драматический театр. Меня научил это сделать Евгений Павлович Леонов. Он сказал, что снимался с одним умным и хорошим артистом в фильме «Гонщики» и этого артиста стоит пригласить в театр. Я, помнится, уезжая написал на бумажке имя этого хорошего артиста, чтобы не забыть. Сейчас это имя знают все. Когда у меня дома кто-то говорит: «Смотрите. Янковского показывают!» — все бросаются к телевизору. Я знаю, что наши дети могут подзабыть кое-что из школьной программы, но вот кто сыграл в «Моем ласковом и нежном звере» красивого человека в белом костюме ответят безошибочно. Десять лет назад мне понравился тот молодой артист, имя которого я записал на бумажке. Он мне показался человеком достаточно способным, но я не мог тогда предположить, что этому актеру суждено в ближайшие годы совершить такое бурное и прекрасное восхождение к высотам театрального и кинематографического искусства.
Почему это произошло?
Мне очень нравится теперь задавать себе самые простые вопросы. На самые простые вопросы ответить всего труднее. Наверное, дать исчерпывающий ответ на этот наивный, бесхитростный вопрос «Почему?» — попросту невозможно, слишком много факторов замешано в сложнейшем процессе становления большого современного актера. Но так иногда хочется думать над неразрешимыми проблемами, так иногда хочется понять, почему этот саратовский юноша стал украшением отечественного искусства?
В первой же совместной работе над спектаклем «Автоград-XXI» и позднее, работая с Олегом Янковским над многими другими спектаклями, в том числе над «Синими конями на красной траве», где он исполнял роль В. И. Ленина, я ощутил его необыкновенную человеческую и актерскую собранность. Он всегда очень внимательно следил за режиссером, за собой и своими партнерами, был очень нацелен на предстоящее дело. Это было не просто повышенное внимание, но нечто большее. Подозреваю, что методом осознанной или неосознанной аутогенной тренировки он приводил себя, свою психику в особое рабочее состояние, когда слух воспринимает только то, что касается дела, когда все посторонние разговоры, вся ненужная информация, весь околотеатральный словесный мусор пролетает мимо ушей, не задевает, не отвлекает, не расстраивает и не радует. Я ощутил внутреннюю, очень волевую позицию человека, который медленно и целенаправленно готовит свой актерский организм к Дерзанию. Что это такое — в точности сказать трудно. Настоящее искусство есть постижение того, чего ты еще не знаешь. Надо подумать—подумать и смело «пойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что».
Но это умеет делать не один Янковский и это не объяснение, почему он сумел стать большим мастером.
Я думаю, что все-таки важнее другое. Я заметил, как, погружаясь в ответственную театральную работу, начиная съемки нового фильма и, наоборот освобождаясь от съемок и от тяжелой творческой нагрузки — иными словами, всегда и постоянно, — он искал для себя «питательную среду», обстановку повышенного жизненного тонуса, он искал тех людей, которые знали о жизни больше чем он, иначе думали и рассуждали, он умел находить для себя таких людей — и это особое, редкое искусство.
Аккумулировать в себе новую энергию, постигать новую информацию, читать, думать, спорить, мучиться и негодовать — все это важнейшие свойства истинно творческой натуры.
Но к этому стремятся многие и умеет делать не один он. И это тоже не объяснение, почему способный артист за столь короткий срок приобрел всенародную известность.
Работая вместе с Янковским над телевизионными фильмами «Обыкновенное чудо» и «Тот самый Мюнхгаузен», я с удивлением обнаружил, что он думает не только о себе самом, он вовсе не эгоист, он постоянно следит за тем, что происходит в фильме помимо него, он мучается, сомневается и размышляет вместе с режиссером. Очень тактично и умно. Он владеет искусством режиссуры настолько, насколько это необходимо сегодня большому актеру. Он постоянно и умело сочиняет, исследует, «просчитывает» варианты, делает смелые и неожиданные предложения. Это очень усиливает его собственную творческую позицию и помогает делу, в котором он участвует. Но это умеют и другие хорошие артисты, не один он. И это еще ни о чем не говорит.
Репетируя с Янковским в театре капитана Беринга из «Оптимистической трагедии» — роль, в которой совсем немного слов — я обратил внимание на то, как он умеет молчать. «Глаза — зеркало души», — говорят люди. У него необыкновенно выразительный взгляд. Ему вовсе не обязательно говорить слова. он умеет излучать нервную энергию, «сгорать», не двигаясь с места, заполнять свою душу волной очистительного Страдания и высокой Мысли. Так, как умеет это делать он, пожалуй, никто другой не умеет. Но разве только этим одним можно объяснить загадку его уникальной творческой натуры, загадку его поразительного актерского взлета?
Догадался! Главное, наверное, в том, что Янковский хорошо выглядит, хорошо смотрится — он у нас красив. Особенно когда с бородой. С другой стороны, красивых людей у нас — «пруд пруди». Советские люди почти все хороши собой, за исключением некоторых главных режиссеров.

Захаров М. Загадка Олега Янковского // Советский экран. 1984. № 10.