Эта моя роль совершенно особенная, и было с этим фильмом все по-особому, начиная с того, что сценарий Виктора Мережко написан, что называется, «на меня»...
Все время, пока шли съемки, с утра до вечера мы не разлучались с Романом Балаяном, режиссером фильма. Бродили по Владимиру, где снималась картина, разговаривали, спорили, узнавали друг друга, и перехода от общения в жизни к общению в работе на съемочной площадке я не ощущал. Работалось легко, счастливо, манера работы режиссера давала мне редкую для артиста возможность импровизации... И результат получился невероятный. Ведь как обычно профессионал смотрит на свою работу? Здесь можно было сыграть лучше, здесь я недотянул, здесь, наоборот, пережал и так далее. С «Полетами...» было совсем иначе: впервые посмотрев картину целиком, я вдруг начисто забыл, что это я, что это моя работа. Я видел совершенно нового человека, которому на протяжении всей картины глубоко сострадал, а в финале просто комок подкатил к горлу. Конечно, и во мне есть что-то от Макарова, как и в каждом из тех зрителей, кто писал мне: это и про меня, это и про мою жизнь. Как и в каждом сорокалетнем человеке, который задается вопросом: а как я прожил эти сорок лет, главную половину жизни?.. Вообще, кто решится сказать, что он не переживал никогда подобного состояния внутреннего разлада с собственной судьбой, с самой жизнью, кто не ощущал на каком-то пороге груза несбывшегося, неосуществленности? Это один из самых грустных, болезненных образов. И в то же время это герой поколения — недаром столько откликов было на этот фильм...
* * *
Я не отождествляю себя со своим героем. Но даже если бы это было так — разве Макаров такой уж плохой человек? «Дуракавалянье» — мое. Гримасы — мои, актера Олега Янковского. А все — другое. Куда такая жизнь может завести Макарова — воля сценариста Мережко и режиссера Балаяна. И моя тоже.
Называют Макарова антигероем. Я не люблю этой частички «анти», но не в этом даже дело. Разве антигерои действуют в пьесах Вампилова? Или в городских повестях Трифонова? Или в пьесе Славкина «Взрослая дочь молодого человека»?
Конечно, если со стороны, поверхностно, — да, антигерои, люди неприятные. Вот Макаров: сорок лет человеку, а ведет себя очень странно. Над собой издевается, над семьей тоже. На работе конфликтует. В отношениях с друзьями нетерпим. Даже довольно приземленная среда, на фоне которой разворачиваются события, не может служить ему оправданием.
Но самое поразительное: ему все прощают. Другому бы не простили, а ему прощают. Почему? Не предмет ли это для разговора?
* * *
Мне по-человечески Макарова жалко. В сценарии Мережко он погибает. Логичный, кажется, ход. Но Балаян решил, что Макаров должен жить дальше. Как он будет жить? Сможет ли он жить дальше? Можно ли ему помочь? Или только он сам может помочь себе? Вот, без всяких аналогий, время Лермонтова, я думаю, было не беднее нашего на события. И сколько разных тем тогда существовало! А Лермонтов занялся исследованием судьбы Печорина и написал «Героя нашего времени». Задал вопросы, хотя вряд ли сам мог бы чем-нибудь помочь такому человеку, как Печорин.
Счастье, когда артисту выпадает такая возможность — поговорить со зрителем о герое своего времени, о своем поколении... Поэтому я так дорожу этой ролью, считаю ее самой большой своей удачей. И, по-моему, картина моего сына Филиппа Янковского «В движении» (она кажется мне очень талантливой) в чем-то повторяет «Полеты во сне и наяву».
Цит. по: Соловьев С. Тот самый Янковский. М.: Эксмо, 2011.