Родился Олег в 1944 году. Жили мы тогда в Джезказгане. Время было военное и голодное. В нашем лексиконе даже не было слова «поесть». Отец там работал заместителем начальника снабжения. Некоторые говорят, что его сослали, но это не так. Хотя когда живешь в такой дыре, может, это и есть ссылка. Отец отсидел пять лет в тюрьме, и я впервые увидел его в Одессе, где родился. Когда он освободился, для меня это было необычно. Мы пришли с бабушкой домой. Мама сидит на диване, ее обнимает какой-то красивый мужчина. И моя интуиция сразу подсказала, что это отец, я закричал: «Папа, папа!» — и бросился ему на шею. На следующий день я ходил по городу с ним, держал его за руку, поминутно оборачивался — видит ли кто, что я с папой иду! Это ведь невероятное чувство — осознание того, что у тебя есть отец. Он поехал на медеплавильный комбинат в Казахстан. В 1941-м родился Коля. И в 1944 году — Олег. Потом мы переехали, потому что война окончилась. Помню эту невероятную радость. Папа отправлялся на работу в Каховку, а мама и бабушка с детьми переехали в Саратов.
Потом мы с моей женой Ниной приехали в Саратов и просто ужаснулись, увидев, как убого они живут. Дом находился почти в центре города, спали на полу, туалет располагался на улице. И Нина мне говорит: «Давай возьмем Олега к себе». Мама, правда, не хотела отрывать ребенка, он к тому времени уже 7 класс закончил. Мы Олегу сказали, что хотим его забрать, а он футболом увлекся. Олег хорошо играл. Мы его забрали, хотя жить-то негде было. Жили мы тогда в гримерке. Олега определили в школу, футболом он по-прежнему болел, поэтому и с учебой у него было сложно. Я ему запрещал играть в футбол из-за этого. Но он же упрямый был какой! Помню, как-то прихожу, записка на столе: «Славунька, я на тренировке, я в последний раз, обещаю!» Мы с Ниной поговорили, обсудили, я же ответственность за него нес, как отец. И я пошел в Парк имени Горького, где они тренировались, подошел к тренеру, сказав, что я отец. Я говорю, что с учебой у сына плохо поэтому Олега я забираю. Тренер тоже не потерялся, выставил всю команду, говорит: «Мы теряем хорошего игрока!» Олежка стоял понурый, слезы на глазах, видно, как ему хотелось остаться! Но я говорю: «Нет, милый, давай-ка учиться».
И так как мы жили в театре, то это, безусловно, оказало влияние на брата. У нас тогда шла пьеса «Барабанщица» А. Салынского. В спектакле нужны две актрисы-травести, а была только одна. И Олег начал играть за вторую. Он выходил на сцену в коротких штанишках, пионерском галстуке, смешных сандаликах и проникновенно говорил, глядя в глаза актрисы, исполняющей роль Нилы Снижко: «Вы, может быть, и врете, но почему-то хочется вам верить!» Помню, потом на моем юбилее он вышел в красном галстуке с пародией на эту роль, и мы смеялись, что сандалики Янковского до сих пор хранятся в театре. И вот юный Олег вышел на сцену, тогда там присутствовал М. Л. Спивак, будущий главный режиссер. И мы все сошлись во мнении, что есть в Олеге какая-то притягательность и органика.
Позже Олег много играл. А однажды, помню, брат свой выход проспал. После тренировки, уставший, прилег отдохнуть и заснул в гримерке на кушетке. Звонки, звонки, выскочил как угорелый, но все отыграл хорошо.
А один раз Олег и вовсе пропал на несколько дней. Он заканчивал десятый класс, и тогда молодежь любила поболтаться, попутешествовать. Олег с товарищами на пару дней исчез, где они были, я не знал. Искал их, нервничал жутко, когда нашел, со мной истерика случилась. После десятого класса я ему говорю: «Поступай-ка ты в наш театральный институт». А он мне: «Что за дурацкая профессия такая — придурков из себя изображать? Вот быть футболистом — другое дело». И он уехал в Саратов, к маме. Она тогда очень скучала. И Колька, средний брат, скучал. Помню трогательную сцену, когда мы уезжали. Олег, вспотевший после тренировки, лежит на кровати, а Колька гладит его по голове и не хочет отпускать. Мы всегда были очень сплочены.
Я потом приезжал в Саратов, хотя квартиры у них по-прежнему не было. Потом Коля женился, и Лида, его жена, стала жить с ними. Олег поступил в Слонимское училище. А он хотел, по-моему, фармацевтом быть. Но зашел в Саратовское театральное училище узнать, можно ли ему поступить. Там спросили его фамилию. Он говорит: «Янковский». А ему: «Так вы же приняты!» Оказывается, брат Николай втайне грезил театром. Он работал на заводе сталеваром, но мечта о сцене не давала ему покоя. Вот он и пошел поступать, никому ни о чем не сказав, и сдал все экзамены. А когда узнал о том, что Олега в училище приняли за него, он просто промолчал. Мол, пусть учится младший, а ему нужно кормить семью — маму и бабушку. А в училище еще долго считали, что они перепутали имя абитуриента Янковского. Олег во время учебы познакомился с Людмилой Зориной. И я помню, мы приезжаем в Саратов, Олега нет дома. Мы вышли на улицу, а навстречу нам Олег с какой-то девушкой, и они вовсю наворачивают мороженое. Олег говорит: «Это моя жена». Я удивленно спрашиваю: «Жена?» Как мы разместились в одной комнатке, я до сих пор удивляюсь.
Мы повезли в Саратов «Двое на качелях», где обком разрешил спектакль только для своих работников. Помню, успех был колоссальный. И Нина тогда Олегу сказала: «Вот научишься играть, как брат, будешь хорошим актером». А Олег говорит: «Я еще таким актером стану, что ого-го!» И стал же. Стал великим артистом.
Олег начал работать в Театре имени Карла Маркса. Люда очень хорошо сыграла «104 страницы про любовь», а у Олега в то время были в основном эпизодические роли. Все говорили: «Зорина — наша звездочка!» А про Олега — это ее муж. Он так и был «муж Зориной».
Олег, еще работая в театре, снялся в фильме «Щит и меч». И я помню его огромную радость: «Славуля, меня утвердили, меня утвердили, понимаешь?» Потом он снялся в фильме «Служили два товарища». Затем Саратовский театр поехал на гастроли в Ленинград и Олег играл уже Мышкина. Он понравился И. Владимирову, и тот пригласил его в свой театр. До этого Владимиров и меня приглашал, но я не смог поехать из-за состояния здоровья сына Вовы. И Олег тоже отказался. Владимиров шутил, что у него к фамилии Янковские идиосинкразия.
Хоронило брата много людей. Народ его действительно любил. Когда вынесли гроб, молодежь кидала цветы и кричала: «Олег, лети!» Помню записку: «Самое прекрасное у нас в стране — это улыбка Олега Янковского. “Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!”»
Неслучайно его называли великим артистом, все его киноработы необыкновенные. Он хорошо бы работал в немом кино, потому что он смотрит — и все понятно. В нем была удивительная глубина, недосказанность, загадка... Есть такие актеры, которые точки ставят, а у актеров точек быть не должно. Всегда вперед, всегда на перспективу. Вот у Олега это было. И глаза — удивительные глаза...

Янковский Р. Младший брат // Олег Янковский глазами друзей. М.: Время, 2013.