Вот лежат передо мной найденные после тщательных поисков списки хроник дореволюционной жизни России начиная с 1905 года и кончая первой империалистической войной. В моих руках списки не только русских хроник, но и «Патэ», «Гомона», «Эклер», американские хроники. Отделения этих фирм были в России.
И, что совершенно является для меня неожиданным, — узнаю: последний русский царь имел своего кинооператора и много снимался. Но где эти хроники? Как их найти? Что снято?
Как получить доступ к обнаруженным в списках хроникам?
Как получить разрешение на поиски неизвестно где находящихся материалов?
К этому времени я была переведена с 3-й фабрики у Брянского (теперь Киевского) вокзала на 1-ю фабрику на Житной улице.
Там ‹…› был крошечный съемочный павильон, больше похожий на фотоателье. Директор фабрики И. П. Трайнин, впоследствии академик, на все мои предложения отвечает «нет». Он не представляет себе, как можно из разрозненных кусков хроники, снятых в разные годы и многими организациями, сделать тематически осмысленный фильм. Я должна продолжать монтировать художественные игровые фильмы, должна пробовать свои возможности, снимая фильмы с актерами.
Отправляюсь в Совкино к П. А. Бляхину. ‹…› 
Вместе с ним работал В. Б. Шкловский. Разговор был длинный, приходила я несколько раз. Они заинтересовались моим предложением, считали, что стоит попробовать, решили помочь мне и помогли. Убедили И. П. Трайнина.
И вот начались мои поиски материала. Дни разочарований и неожиданных радующих открытий.
Мне отвели отдельную комнату. В течение дня я пропускала через моталку много метров позитива и негатива. ‹…› Так я просмотрела все хроники, которые нашла в Москве. Это было недостаточно для фильма. Разговаривая с операторами, я установила, какие хроники мной не обнаружены и где их можно искать.
В конце лета 1926 года я поехала в Ленинград. Там было еще труднее.
Весь ценный негатив и позитив военной и дореволюционной хроники сохранился в сыром подвале на Сергиевской улице. Коробки покрылись ржавчиной. На пленке во многих местах от сырости отходит эмульсия. Многих кадров, значившихся в списках, в действительности не оказалось. ‹…›
В Ленинграде мне очень помог старый работник хроники товарищ Хмельницкий. Он сразу по-товарищески во всем стал помогать мне. Мы вместе с ним развешивали пленку с отсыревшей эмульсией и терпеливо ее сушили. Он делал все, чтобы обнаружить имеющиеся в архивах Ленинграда хроники. Однажды он принес мне стопку коробок. Это старая царская контрреволюционная хроника, сказал он, не знаю, пригодится ли она вам. Таких коробок у нас очень много.
Это оказался личный архив последнего, утонувшего в народной крови маленького и злого царя Николая II. Хроники (больше всего негатива) оказалось около двадцати тысяч метров. Все было хорошо снято. Николай и его супруга любили сниматься. Они сняты в домашней обстановке, на парадах, маневрах, смотрах гвардейских полков, на флоте, в Москве, Петрограде, Ялте, в заграничных путешествиях, в поездках по стране, на открытиях памятников, вместе с черносотенными Министрами, в кликушеских религиозных шествиях, даже в Саровской пустыни.
Из всего просмотренного материала мне было разрешено отпечатать и взять с собой самое ограниченное количество негатива с обязательством безусловно его использовать. ‹…›
3a два месяца я просмотрела шестьдесят тысяч метров. Для фильма отобрала пять тысяч двести метров. ‹…› Мной был снят целый ряд исторических документов, газет, вещей и проделана лабораторная обработка целого ряда кадров.
Фильм в семи частях с надписями имел тысячу семьсот метров. Совкино приняло все меры, чтобы хроника, которая была снята Скобелевским комитетом и Всероссийским фотокиноотделом и продана в Америку, была закуплена и возвращена обратно.
Фильм был готов вовремя, к десятилетию Февральской революции. ‹…›
В монтаже я стремилась не абстрагировать хроникальный материал, утвердить принцип его документальности. Все было подчинено теме. Это дало мне возможность, несмотря на известную ограниченность заснятых исторических событий и фактов, связать материал смыслово так, что он воскрешал годы до революции и дни февраля.
И вот наступил день приема фильма. Пришел И. П. Трайнин —
это, должно быть, был единственный директор, который никогда не требовал от режиссеров показа ему фильмов, пока режиссеры не находили это для себя возможным. Но я-то была для него начинающей. В зале были С. М. Эйзенштейн, В. И. Пудовкин и многие другие. Я так волновалась, что ничего не помню. Не помню ни одной реплики. Запомнились аплодисменты после той части фильма, которая шла под титром «Мировая бойня». Все было в порядке, фильм был принят.
И. П. Трайнин тут же дал другое название фильму: «Падение династии Романовых» — и сам придумал большой плакат для рекламы: двуглавый орел, накрест зачеркнутый двумя толстыми красными линиями. С. М. Эйзенштейн радовался так, как будто был принят его фильм. ‹…›
И вот наступили для меня решающие дни. По Москве расклеены огромные плакаты, в газетах появляется реклама:
«ПАДЕНИЕ ДИНАСТИИ РОМАНОВЫХ»
Работа Э. И. Шуб.
С 11 марта во всех больших кинотеатрах Москвы.

У касс стоят очереди.
В правлении Совкино в эти дни состоялся закрытый просмотр фильма. Присутствуют представители Агитпропа ЦК Коминтерна, директор Музея Революции, заместитель наркоминдела М. М. Литвинов, старые большевики, представители прессы.
Картина принимается взволнованно. М. М. Литвинов говорит: «Замечательный фильм. Его необходимо послать за границу». Присутствующие на просмотре расценили фильм 
как значительное явление советского кино, как новую победу кинохроники. ‹…›
Я хожу по кинотеатрам, и глаза мои не отрываются от зрительного зала. На экран я не смотрю. Фильм я знаю наизусть.
Советский зритель. Как он принимает мою первую работу? На нем я проверяю себя и учусь. Он, зритель, решает сейчас, выполнила ли я поставленную перед собой задачу. Фильм нравился. Я чувствовала глубокое удовлетворение. 

Шуб Э. Крупным планом. М.: Искусство, 1959.