Можно ли изобразить на экране жестокий бой без войска?
Можно ли показать старинную ярмарку без лошадей, карусели и цыган?
Давно известно, что можно. Но особенно ясно доказал это скульптор и кинорежиссер Кавалеридзе.
Помню, меня необычайно поразил один из эпизодов в фильме «Прометей». Кавказ... Где-то, вероятно, в тесных ущельях или, быть может, на узких горных дорогах идет бой. Мы не видим его на экране. Мы только слышим грохот баталии, замечаем отдельные безлюдные кадры грозной природы. А шум боя нарастает, приближается. Зритель ждет, что вот сейчас появятся на экране воины, кони, пушки, выстрелы, взрывы... Вместо всего этого Кавалеридзе показал стиснутую ущельем горную реку, а по ней плывут кивера — шапки погибших русских воинов... Грохот боя нарастает, и с каждым мгновением все больше становится киверов на темной воде — десятки, сотни, тысячи... Вот они уже закрыли собой реку. Тяжело воде, тесно киверам среди высоких каменистых берегов...
Ни один бой с дымом и пальбой не смог бы так поразить, как этот бескровный и скупой эпизод.
Во всех фильмах Кавалеридзе найдется множество кадров, таящих в себе законченную четкость, экономичность изображения и эмоциональную силу.
Кавалеридзе умел выбирать из самого большого только то наименьшее, что красноречиво рассказывало о содержании великого. И поэтому в его картинах вместо растянутых на сотни квадратных метров декораций барских покоев и царских дворцов вы можете увидеть только одну колонну, часть люстры, зеркала, лестницы или подокна. Но все это преподносится так характерно и в такой пропорции, что за частью легко угадывается целое.
В Седневе планировалось снимать ярмарку с небольшой игровой сценой: Сковорода с губернатором. Сидит Сковорода среди народа, играет, напевает, к нему подходит губернатор, и происходит диалог о жизни и театре.
Многие режиссеры установили бы на большой площади лавки с разными товарами, карусель, нагнали бы тысячи две массовки, лошадей, коров, волов, овец...
— Зачем мне все это? — говорил Кавалеридзе своим помощникам, которые собирались подготовить именно такую ярмарку. — Не лучше ли взять маленькую, но характерную часть, без лишнего хлама?! А может... лучше снять ярмарку в павильоне? Как вы считаете?
Так и сделал. Поставил в павильоне старинный воз, часть прилавка, где продают колбасы, деревянные ведра, решета, а на возу и рядом с возом — горшки, миски, макитры. Снует туда-сюда ярмарочный люд — не больше тридцати человек. Здесь же на небольшом холмике посадил Сковороду в окружении народа, кобзарей и лирников. И... незачем стало тратить тысячи рублей на лишнюю массовку, на разные постройки на натуре, и, самое главное, не нужно было ждать солнечных дней — в павильоне нам наше солнце светит и днем и ночью.
Много натурных съемок переносил Кавалеридзе в павильон. Это был, может быть, единственный режиссер, которому всегда хватало солнца.
...Как сейчас вижу тебя, дружище, стройного и кудрявого, под высоким полтавским небом, на широких роменских дорогах, обсаженных развесистыми липами, среди полей волнующейся ржи и ароматной цветущей гречихи... Широким упругим шагом шел ты по свету, а где прошел — там оставил свои думы в камне и бронзе...
Ляшенко Л. За екраном // Иван Кавалеридзе. Сборник статей и воспоминаний. Киев: Мистецтво, 1988.