Фильм «Шестое июля» выходит в 1968 году по двум юбилейным поводам. Во-первых, миновало пятьдесят лет со дня «левоэсеровского мятежа». Во-вторых, приближался столетний юбилей Ленина. Заказ на фильм в историко-революционном жанре получил Юлий Карасик. Получился черно-белый боевик со взрывами, комбинированными съемками и стрельбой — за год его посмотрели более 33 млн. зрителей. Главным аттракционом была сцена, в которой Ленин доставал из ящика стола пистолет, ловко заряжал его и клал в карман. Такой Ильич зрителям был непривычен: внезапно точно соотнесся с эпохой и ее действующими лицами. Но если эпизод с пистолетом — восклицательный знак в якобы летописном воспроизведении восстания, то куда как чаще здесь Ленин ставит знаки вопроса. Узнав, что убили посла Мирбаха, вождь революции с трудом заставляет себя отправиться в немецкое посольство. Что говорить, он не знает, а когда переходит на немецкий, зрителю не дают перевода, — получается макгаффин. На заседании съезда он пишет записку Свердлову с вопросом об эсерах, чье поведение его заметно тревожит. Уже после известия о мятеже Свердлов получит еще одно послание от Ленина посреди заседания. С вопросом: «Что делать?». Заседания, письма, звонки, собрания — материя этого историко-революционного фильма. В кабинетах кипят страсти, герои энергично распахивают двери, диктуют распоряжения и телеграфируют союзникам. Короткие врезки с уличным действием занимают не так уж много времени и носят необязательный характер. Карасику важнее Ленин. В исполнении Юрия Каюрова это человек книжный, впрочем, как и его ближнее окружение. (С той поправкой, что Сталин далеко от событий фильма, а Дзержинский попал в плен к мятежникам.) Лучше всего это качество передает анекдотический момент, когда после напряженного телефонного звонка большевики вспоминают, как звучит цитата из Энгельса в оригинале. Пока на улице стреляют и взрывают, в штабах обеих сторон борются с документами, которые всегда не в порядке. У Ленина спрашивают, не видел ли он какое-то письмо. Его секретарь не успевает писать под диктовку; Ленин терпеливо повторяет. Эсер Блюмкин, убийца посла, в ВЧК получает от секретарши чужие бумаги.
Режиссер Карасик уводит мятеж и противодействие с улиц в кабинеты, используя в качестве оправдания преследование исторической достоверности. Но это стремление, очевидно, кособоко: в фильме, например, нет Троцкого, нет расстрелянного в 1937-м Муралова, который эти дни провел в тех же кабинетах.
Куда менее зловещим предстает и Дзержинский: мягкий, наделенный внешностью Ланового, он мало походит на свой прототип, который в минуту ареста мятежниками грозил каждому «немедленным расстрелом».
Обновление большевиков через снижение пафоса потребовало надлежащих перемен и в оппонентах. Левоэсеры у Карасика — разные; восстание выявит и людоедов, и сомневающихся. В центре оказывается Мария Спиридонова в исполнении Аллы Демидовой — не вредитель, предатель или чужеродный элемент, но личность с послужным списком революционера, который трудно оспорить. Одно из сильных решений фильма — дать выступления Ленина и Спиридоновой на съезде бок о бок, без видимого вмешательства, почти «как есть». Такое смелое сопоставление выводит разногласия из той привычной и примитивной плоскости, где схлестнулись «свои» и «чужие». Зритель как бы принимает решение сам по итогам выслушанных выступлений. Весь оставшийся фильм Каюров привносит в свои реплики чувства сожаления и разочарованности от нежелания левых эсеров поставить гуманность выше идеи.
«Шестое июля» не выглядит юбилейным кино. Карасик желал снять фильм в монохроме на 16 кадрах в секунду, чтобы добиться ощущения хроники. Замысел со скоростью съемки воплотить не удалось, но обновление визуальных средств, конечно, заметно. Крупный, важный фильм лишен цвета. Артиллерийская пальба, как и некоторые другие сцены действия, лишены нерва. Эпизоды часто лишены вводного плана и стыкуются внахлест. Камера работает с явными ограничениями. Например, не всегда удачен ракурс: эсеры за столом переговоров буквально не помещаются в кадр, а планы со съезда выстроены так, словно более расторопные участники уже заняли лучшие места. Эта тесная, кабинетно-бумажная борьба сближает боевик Карасика с фильмами Франческо Рози, где большие решения принимаются в тесных комнатах за закрытыми дверями.
Обязанный двум юбилеям, фильм балансирует между попыткой объективной хроники и личным высказыванием о Ленине. В финале Карасик разрывает событийное правдоподобие. Не дождавшись окончания столкновений, Ленин уезжает в Сокольники — в документах эта поездка не отражена. Там он покидает автомобиль и удаляется вглубь кадра, теряясь среди деревьев. Показательно, что Ленин, покинувший пространство действия, не может закрывать юбилейный фильм. Поэтому мы видим «приклеенный» второй финал: общий план трибуны и титр о том, что работа съезда продолжилась. Нарочитая механичность этой склейки вкупе с незавершенными линиями (так, Дзержинский из фильма остается в вечном плену) указывает на подлинное, живое окончание ленты эпизодом ранее. Фильм о борьбе и сплочении завершается картиной одиночества человека, который прежде других узнает, что будет дальше, но в этом узнавании не может найти утешения. Подавление мятежа, убийства и аресты как необходимая мера для самосохранения большевистской власти — сюжет, которому суждено стать насущным к моменту выхода картины: в августе 1968 года советские войска входят в Чехословакию.