Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Я человек тихий, но упрямый
Из интервью Леонида Мозгового

Вообще, я должен был стать летчиком. Я родился в Туле, мой отец был военным, и наша семья моталась по стране из гарнизона в гарнизон. Я сменил шесть школ. Сколько себя помню, с детства пел, читал стихи. До сих пор храню радиоприемник, который мне вручили в десятом классе за исполнение стихотворения в прозе Тургенева «Как хороши, как свежи были розы...»

После школы я побоялся поступать в театральный институт и пошел по стопам отца, поступив в летное военное училище в Актюбинске. В училище, где я проучился год и выступал в самодеятельности и драмкружках, ко мне однажды подошел инструктор по пилотажу и сказал, что самолеты надо любить так же, как и театр. После этого я ушел из училища и твердо решил поступать в театральный институт.

Два раза я поступал во ВГИК, но не поступил, после чего приехал в Ленинград и поступил в Театральный институт на курс к Борису Вольфовичу Зону, удивительному и талантливейшему человеку. Моим педагогом по речи была Ксения Владимировна Куракина, которая очень помогла мне в выборе специализации. Повезло мне и на однокурсников, среди которых были такие известные имена, как Лев Додин, Виктор Костецкий, Ольга Антонова, Наталья Тенякова, Владимир Тыкке, Леонард Сикерин.

В молодости я много работал на телевидении. Как-то раз сыграл там руку Пушкина: меня проносили — и только рука моя торчала.

Пять лет я проработал в Театре музыкальной комедии, после чего ушел на литературную эстраду в «Ленконцерт» и долгие годы работаю там. В августе 1991 года мне посчастливилось попасть на пробы к Сокурову на роль Чехова в фильме «Камень». Я сыграл великого писателя в этой удивительной картине. С этого момента началось мое сотрудничество с этим прекрасным режиссером. Я поверил ему и не прогадал.

Работалось с Сокуровым удивительно легко. За долгие годы я ни разу не услышал от него не то чтобы бранного слова, а даже разговора на повышенных тонах. И хотя Сокуров все время повторяет, что он не актерский режиссер, достаточно побывать у него хотя бы на одном дне съемок, чтобы понять, как он любит и ценит актеров. На его репетициях постоянно звучит классическая музыка, это непередаваемые ощущения.

Когда мне предложили сыграть Адольфа Гитлера, я испытал шок. В обморок я, слава богу, не упал, потому что Сокуров предварительно предложил мне сесть. В то время я уже ни на что не надеялся в кино и пришел к нему совсем по другому поводу. А Сокуров отвел меня в коридоре в какой-то укромный уголок и выдал... Я начал отнекиваться, говорить, что не похож. Единственное, что в тот момент помогло мне решиться — мой опыт. А потом помог Сокуров. Ему я верю безоговорочно. Все, что он делает — это глубоко и серьезно.

Первым делом я пришел домой, взял свою фотокарточку и пририсовал ей усы. Вроде, похож. На поиски грима Гитлера ушли сутки. А во время съемок процедура грима занимала с утра четыре часа. Потом были съемки по шесть часов. А вечером я просто смотрел хронику, записывал все характерные жесты Гитлера.

Ленина было жалко, а Гитлера — нет. Это чувство появилось во время просмотра уже готовой картины. Потому что, когда работаешь, об этом не думаешь. Если русский человек моего поколения об этом задумается, то вся работа пойдёт прахом. И тогда нельзя браться за такую роль. А вот показать Гитлера как человека... Это задача задач. Хорошо написал Эрих Фромм: «пока мы не поймем Гитлера как человека, мы не поймем суть фашизма».

Я не хотел быть просто световым пятном в кадре. Я эту фразу часто повторяю, когда разговор заходит о кино. В нашей профессии, мне кажется, очень важно чувство собственного достоинства. Так учили нас педагоги. Никогда не буду унижаться ради ролей. Я человек тихий, но упрямый.

Когда мы заканчивали «Молох», я знал, что уже есть сценарий про Ленина. Начал прикидывать, кого могу сыграть по фактуре? Может, Сталина, может, Дзержинского... Но вообразить себя в роли Ленина просто не мог. Сокуров предложить-то мне предложил, но сам на первый грим не пришёл. А вечером, как мне рассказывали, он спрашивает гримершу: «Ну как? Похож?» На следующий день пришел и говорит: «Если наш фильм получится, как этот грим, то дело — в шляпе!»

В школе я, конечно, был пионером, комсомольцем. И очень активным. Но когда трижды подряд не поступил в институт, то понял, что надо заниматься профессией. Мой папа был коммунистом. Окуджава был коммунистом. Не все же были сволочами! Но жили-то мы в уродливом несвободном обществе. Писали: «Мы — не рабы, рабы — не мы», оставаясь рабами внутри себя. Теперь ситуация абсолютно другая. Конечно, нынешнее общество можно и материть, и ругать, но ты можешь любить все, что хочешь, и говорить все, что хочешь, и тебя за это не посадят. А в те времена... Отец только после 1953 года сказал, что его отчим был посажен.

Окуджава занимает огромное место в моей жизни. Мое становление как человека и актера происходило в шестидесятые года прошлого столетия, когда такие имена как Окуджава были символами нового времени, символами свободы. Его песни удивительно похожи на него самого, такие же простые и мудрые. Я познакомился с Окуджавой в 1982 году. Мы с коллегами показали моноспектакль по его произведениям, он остался очень доволен. А впоследствии пригласил меня в Москву с этим спектаклем в Дом актера.
Так завязалось общение. Окуджава как подлинно интеллигентный человек, мог спокойно разговаривать с любым человеком без взгляда сверху с позиции известности и звездности. Я действительно горжусь знакомством с ним, это был выдающийся человек.

Внутренний борьбы между разумом и чувствами на съемках «Тельца» у меня не было. Потому что в сценарии был написан прежде всего человек. Я много прочитал про Ленина. Много нашел интересных воспоминаний, изданных до 1937 года. Например, когда во время спора с одним из меньшевиков в Париже на улице Ленин не отпускал своего визави, держа его за пуговицу пиджака. А тот все порывался уйти. И было в подобном жесте столько его одиночества... В картине Сокурова я воспроизвел эту мизансцену, когда Ленин не отпускает Сталина, навещавшего его в Горках. Для меня эта роль — покаяние, хотя я человек абсолютно нерелигиозный.

Кто-то из московских критиков написал однажды по поводу моих взглядов на отношения режиссера и актера: «Мозговой кичится тем, что им водят, как указкой». А я во время съемок картины действительно мечтал, чтобы Сокуров мною так бы и руководил. Получилось у нас с Александром Николаевичем достаточно интересно. Он лепил меня как некий полый сосуд. А мне предстояло его наполнить.

После Сокурова я не могу позволить себе сниматься во всякой ерунде.

То, что меня не узнают, как раз моя заслуга. Как актер, умеющий перевоплощаться, я нисколько не комплексую насчет неузнаваемости. Слава Богу, что не говорят в спину «Вон, Ленин пошёл!» Автограф спрашивали только два раза.

То же касается популярности, то за долгие годы я уже привык к определенному образу жизни и рад, что вокруг меня нет шумихи и идолопоклонничества. Кстати, на эту тему однажды произошел курьезный случай. В годы, когда я работал в «Ленконцерте», один поклонник моего творчества просто забрасывал Министерство культуры требованиями присвоить актеру Мозговому звание Народного артиста СССР «или более того».

Скажу вам честно, большого восторга на каннской лестнице я не испытал, но не скрою: было приятно. Я радовался, глядя на Сокурова, как он весь переменился на этой лестнице, стал улыбчивым и размягченным. С ним такое редко бывало. Причем все мы были в смокингах, и это придавало нам вес в глазах светского бомонда. Если бы они узнали, что смокинг мне купил «Ленфильм», наверное, очень удивились бы. Я и сам до сих пор удивляюсь, как это могло произойти.

Не будучи оригинальным скажу, что звания — это отрыжка капитализма, но в нашей стране они по-прежнему имеют определенный вес, к ним стремятся. Для меня главным являются не призы, награды и звания, которые, безусловно, приятно получать, а ощущение собственной самостоятельности и возможность общаться с такими личностями, как Сокуров.

Театр постоянно живет в моей душе. Продолжаю играть в моноспектаклях. У меня все спектакли любимые, но особенно — петербургская фантазия «Смешной» по рассказу Достоевского
«Сон смешного человека». Играю в настоящей мансарде на Петроградской стороне для двадцати человек, поскольку больше это помещение не вмещает. Получаю истинное удовольствие от общения со зрителями, сидящими в полуметре от меня.

На улицах не узнают, но в Каннах аплодируют стоя. [Беседовал Сергей Ильченко] // Невское время. 2002. 5 апреля.

«Театр жив внутри меня». [Беседовал Дмитрий Мальцев] // Российская газета. 2002. 9 августа.

Музейный артист. [Беседовала Светлана Мазурова] // Российская газета. 2009. 23 июля.

«За Ленина мне не стыдно...» [Беседовал Владимир Желтов] // Театральные ведомости. 2001. № 8-9

Сыграть бы ещё хорошую роль у Сокурова. [Беседовала Светлана Мазурова] // Культура. 2009. № 34.

Благодаря Ленину я надену смокинг в Каннах. [Беседовала Любовь Лебедина] // Российская газета. 2001. 16 мая.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera