Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Нонна Мордюкова — праматерь всех российских актрис нового времени. Даже таких выдающихся, как Гундарева и Муравьева.
Она совершенно штучный продукт. Очень часто актер просто заполняет нишу на экране, и вроде техничный он, и опытный,
а все равно выглядит как аппликация. А из Мордюковой даже в не самых удачных ее ролях так и прет энергетика.
Энергетика ее невероятного природного дарования, правдивости, индивидуальности. И в то же время она распространяет вокруг
себя удивительный мир и покой. А голос у нее какой!
Переломистый, хриплый, грудной, неповторимый.
Конечно, работать с такой актрисой не может быть легко.
Хотя бы потому, что у нее всегда есть собственное ощущение
правды роли, характера, персонажа. С ней можно и нужно конфликтовать, спорить. И мы спорили. До душевных мозолей спорили. Зато как же мы радовались результату.
Никакие недоразумения с этим счастьем сравниться не могут.
Мы ведь снимали картину, когда все было запрещено. Когда никто не понимал, зачем же мы это делаем, и никто не скрывал, что «Комиссар» обречен на провал. И Мордюковой на каждом углу нашептывали, что она занимается безнадежным делом. Конечно,
она жила в постоянном конфликте с собой. Мы преодолевали всевозможные табу. Например, в Советском союзе да и в Российской империи не было представления о еврейской культурной традиции. Вообще слово «еврей» было эвфемизмом, и персонажи, подобные герою Ролана Быкова, в произведениях искусства не появлялись. Понятное дело, что многие боялись сниматься в «Комиссаре», отказывались. А Мордюкова не побоялась. Потому что понимала, что мы снимаем фильм о материнстве, о любви к женщине.
Мне хотелось показать преображение садистки и бандитки, которая в финале благодаря материнству и человеческой доброте становится Богоматерью.
Ведь эта сцена, когда Мордюкова кормит ребенка грудью, это же настоящая Мадонна с младенцем. А какая у нее роскошная грудь!
Это сейчас актрисы обнажаются без тени стеснения, а тогда,
в той консервативной и тупой атмосфере, показать обнаженное
тело было немыслимым. Нонна ни в какую не хотела раздеваться. Она поставила условием, чтобы на съемочной площадке выключили свет, а из группы остались только я и оператор. Тогда я ей сказал: «Ну, как же мы без света снимать будем?» С трудом, но в конце концов уговорил ее.
Еще в «Комиссаре» есть сцена, когда евреев гонят на расстрел.
Это было мое предвидение будущего героев, а никто не понимал этого эпизода.
И даже в 1987 году, когда картину было разрешено снять с полки, наши революционеры из Союза кинематографистов Климов и Смирнов требовали вырезать этот кусок. Так вот снимали мы в городке Каменец-Подольский, это возле крепости Хотин, на взятие которой еще Ломоносов оду написал. Когда мы набирали массовку для этой сцены, евреи ни в какую не хотели сниматься. Думали, что мы насмехаться над ними будем. Никак не могли их переубедить. А время-то идет, группа бунтует, Мордюкова в шоке.
Тогда я написал письмо секретарю ЦК компартии Украины товарищу Скобе с просьбой помочь, мол снимаем фильм о революции, о трагедии местечковых евреев, а массовку набрать не можем. И Скоба направил распоряжение: «Выделить для съемок „Комиссара“ по два еврея с фабрики, завода, кожкомбината». Люди вроде собрались. Надели на них звезды Давида, задымили съемочную площадку, музыку пустили, а они стонут, плачут, ни в какую сниматься не хотят. Масла в огонь подлил еще и тот факт, что я,
сам того не зная, выбрал для съемок место, на котором отступающие нацисты расстреливали евреев. Тогда Мордюкова вышла к массовке и сказала: «Товарищи евреи, как же вам не стыдно. Мы ведь кино о доброте человеческой снимаем!». А они ответили: «Товарищ артистка, мы вам верим и сниматься будем. Только вы нас не обманите». Вот так и снимали.
Плахов А. Не просто народная // Коммерсант. 2008. 14 июля.