Всем известно, что Нонна Викторовна Мордюкова по рождению донская казачка, что она долго и безуспешно стремилась сыграть шолоховскую Аксинью и еще во ВГИКе лучше всего чувствовала себя на студенческих спектаклях в телогрейке и сапогах. Однако Сергей Герасимов утвердил на роль в «Тихом Доне» не свою подопечную по «Молодой гвардии», а Элину Быстрицкую. Другие педагоги видели в Мордюковой героиню греческих трагедий, прочили роль Анны Карениной, а Александр Довженко на защите диплома сказал: «Я видел ее профиль на скифских вазах».
В том-то и дело: она была народная, но не простонародная и совсем не простая. Ульяна Громова в ее исполнении и впрямь выглядела сродни классическим образам святых великомучениц — эдакая краснодонская Жанна д’Арк. И уже самые первые ее роли — в «Чужой родне», в «Отчем доме», в «Простой истории» — смотрелись монументально, словно эта женщина с южнорусскими чертами лица, статной фигурой и сильным, трудно сдерживаемым темпераментом была высечена из одного цельного куска мрамора.
Между тем по-настоящему хорошие роли попадались Нонне Мордюковой не так уж часто. Она дебютировала на экране в трудную для актеров эпоху «малокартинья», когда фильмов снималось наперечет. А когда во второй половине 1950-х и в 1960-е на экраны хлынула оттепельная «новая волна» и кинематограф в СССР стал выходить на мировой уровень, востребованы оказались другие актрисы — Татьяна Самойлова, Татьяна Лаврова, Алла Демидова, Маргарита Терехова, героини другого, более современного типа, более чувственные или более интеллектуальные.
У Мордюковой к тому времени уже сложилось консервативное амплуа «простой русской женщины» с трудной судьбой — метростроевки, а чаще всего колхозницы, которой иногда предстояло пройти «светлый путь» до позиции председателя колхоза. Но харизма актрисы пробивалась и в незамысловатых бытовых мелодрамах, и в примитивных опусах о классовой борьбе, и в официозных патриотических эпопеях, предназначенных главным образом для внутреннего потребления.
Именно в силу этих обстоятельств Нонна Мордюкова не получила в ту пору международной известности. А ее феноменальная типологичность, масштаб ее таланта были таковы, что ей впору было встать рядом с Анной Маньяни и Жаном Габеном — двумя монументальными фигурами кинематографа середины XX века. И если предельно страстную и при этом стопроцентно достоверную Маньяни называли «священным чудовищем неореализма», критик Майя Туровская совершенно справедливо определила Мордюкову как «священное чудовище деревенской темы». Мало того, она сама на своих могучих плечах подняла эту тему намного выше скромных амбиций разрабатывавших ее режиссеров: кажется, еще немного, и с такой актрисой в России тоже появился бы свой неореализм.
Однако вместо него появилось кино шестидесятников — преимущественно городское, в котором Мордюковой пришлось заново искать свое место и амплуа. Нередко режиссеры использовали не ее актерские возможности, а ее миф в чистом виде. Персонажи Мордюковой этого периода располагаются в широком диапазоне — от Пьяной бабы («Гори, гори, моя звезда») до императрицы Анны Иоанновны («Баллада о Беринге и его друзьях»), включая Анисьюшку в «Войне и мире». Это образы-символы, чаще всего эпизодические: вчерашняя прима становится актрисой выразительного эпизода. Пройдет еще не так много времени — и на долю Мордюковой останутся роли теток и вдов, вахтеров и, фигурально выражаясь, бабы Зины (так, кстати, и звали одну из ее поздних героинь). Все это делало ее пленницей своего имиджа и рутины советского кино.
Но именно в это время судьба подсказывает актрисе два новых пути. Первый — это комедия. Мордюкова, наступив на горло собственной трагедийной природе, снялась у всех наших главных комедиографов. Хищная чиновница Пристяжнюк в «Тридцати трех» Георгия Данелии, жэковская активистка Плющ из «Бриллиантовой руки» Леонида Гайдая, незабываемый «дядя Миша» в «Вокзале для двоих» Эльдара Рязанова — пародийные воплощения Нонны Мордюковой, которые тоже удивительным образом оказались символами, но уже в сатирическом и по сути дела антисоветском контексте.
К ним надо добавить купчиху из «Женитьбы Бальзаминова» с томным «Нравится он мне!». В народ пошли многие словесные перлы, впервые произнесенные с экрана Мордюковой, начиная со стопроцентно фольклорного «Хороший ты мужик, но не орел!».
Эта фраза из «Простой истории» стала символической: актриса так и не встретила в своей жизни мужчину, который отвечал бы ее темпераменту. По ее свидетельству, с Вячеславом Тихоновым ей было скучно, а остальные мужья и партнеры не годились из-за инфантильности. О собственной личной жизни Нонна Викторовна всегда рассказывала с безжалостным юмором. И обязательно подчеркивала, что самые сильные страсти испытывала в воображении, которое намного превосходит грешную реальность.
Уже на склоне лет Мордюкова снялась в «Нет смерти для меня» Ренаты Литвиновой, документальном эссе о судьбах пяти знаменитых российских актрис. Судьба Мордюковой оказалась одной из самых трагических, но рассказывала она о себе с интонациями клоунессы. Можно сказать, что трагикомедия стала жанром всей ее жизни.
Другой путь, который привел Мордюкову к вершине, — роли матерей. Еще в «Комиссаре» Александра Аскольдова актриса сыграла беременную красноармейскую комиссаршу времен гражданской войны. Готовая к сраженьям, но никак не к родам, она неожиданно для самой себя сталкивается со своей женской природой на фоне патриархальной жизни еврейского местечка, которое приютило ее в трудный момент. Пробуждение материнского инстинкта, прекрасной скифской мадонны в этом бесполом существе в военной шинели и составляет главный сюжет фильма, который просто невозможно представить с другой актрисой.
Точно так же не было бы без Мордюковой «Трясины» Григория Чухрая — трагедии материнской любви, которая толкнула сына к дезертирству, поддерживала его в этом состоянии много лет и в итоге довела до гибели. Этот фильм был поставлен по сценарию Виктора Мережко, который потом перекочевал и в титры «Родни» Никиты Михалкова, еще одной картины, где Мордюкова выступает в роли Матери с большой буквы. Практически — Родины-матери, только вместо ожидаемой монументальности актриса дает совершенно другие краски, гротескные и зловещие, но одновременно жалкие и смешные. Такова деревенская скандалистка Мария Коновалова с железными зубами и громким хохотом, вторгающаяся в жизнь своей обосновавшейся в городе родни. В этой картине Мордюкова превосходит самое себя и обнаруживает драгоценный сплав комедии и трагедии русской жизни.
Между тем все три фильма, где Нонна Мордюкова сыграла счастливых и несчастных матерей, оказались неугодны властям. «Комиссар» пролежал на полке 20 лет, «Трясина» вызвала гнев Министерства обороны самой темой дезертирства, и даже «Родне» в Госкино сделали не один десяток поправок, указав в том числе и на нежелательный фартук на героине Мордюковой с изображением американского флага. Все три русские мадонны не вписывались в патриотический канон.
Куда ближе этому канону было «Русское поле» Николая Москаленко, где Мордюкова в привычной роли стоической колхозницы снималась вместе со своим сыном Владимиром Тихоновым.
Его герой погибал на армейской службе, а через несколько лет актриса уже не в кино, а в жизни пережила трагедию потери сына.
В перестроечные годы Нонна Мордюкова почти не имела новых достойных ролей, а для молодого поколения оставалась живым мифом. Денис Евстигнеев предложил ей сыграть еще один драматический образ матери. Фильм, который так и назывался «Мама», рассказывал основанную на реальных событиях историю о семье самодеятельных братьев-музыкантов, захвативших самолет под предводительством своей матери. Это было еще одно символическое воплощение животной, неразумной материнской любви. В ней ощущался не столько христианский, сколько античный и языческий посыл: русская мадонна приносила своих детей в жертву даже не из любви к родине, а из ненависти к ней.
Плахов А. Не просто народная // Коммерсант. 2008. 14 июля