Нонна Мордюкова — явление национального духа, превосходящее узкопрофессиональные заботы и тревоги актерского цеха, список ролей, перечень удач и кодекс быстротекущего времени. Нонна Мордюкова — порождение России древней, грозной и своенравной, той, что стояла в любви-вражде на границах Великой степи и рождала великих бойцов.
Она пришла в кинематограф горделивой походкой дочери вольных полей, не знавших крепостного права и рабского труда, она явила народу лик резной и нерукотворной красы, не соблазняющей, а воодушевляющей сердце. История того, что сталось с этой походкой и с этим ликом, уведет нас далеко прочь за пределы рассказа об отдельной актерской судьбе. В начале своего киноосуществления Нонна Мордюкова сыграла в сказании о советских святых комсомольцах («Молодая гвардия») цельнолитую мифологическую героиню по имени Ульяна Громова. Под стать суровому миру священной войны были эти «громовые» очи и упрямые брови, эти сказочные косы и величавая поступь. Героиня в прямом и первозданном смысле слова — женщина-меч, женщина-битва. Даже в самом облике Мордюковой заключено нечто праисторическое, былинное, из архаического русского мира, где дикие кобылицы скачут из степи прямо в небо, говорящие вороны помогают сыскать живую воду, а богатырки и богатырши оставляют после себя «великую рать побитую», и владеть ими — удел богатырей, побеждающих в честном и равном бою.
Ни в одной героине Нонны Мордюковой, в какой бы тональности они ни были сыграны, никогда не будет ничего покорного, кроткого, смиренного, рабского. «Да, скифы мы», и помянутые поэтом «раскосые и жадные очи» — это и глаза Мордюковой, степной царицы, опустившейся не только до советской истории, но даже до советского быта. Знаменитый взгляд женщины на мужчину из «Простой истории» и слова «хороший ты мужик, но не орел» — вот лирический итог жития богатырши в этом измельчавшем мире. Ни дела по силе, ни мужа по плечу. Душа грубеет, красота тяжелеет, появляются комическая чрезмерность и жест постоянной воинственности. Разнообразная в оттенках, острая на глаз и язык, знающая толк в своем ремесле (стилистически идеально она сотворила купчиху Белотелову в «Женитьбе Бальзаминова» и Мордасову в «Дядюшкином сне»), Нонна Мордюкова — монолит, и у всех ее героинь — единая основа. Почти одновременно она сыграла Управдома в Бриллиантовой руке и Комиссара в одноименном фильме — смеховую и трагическую вариации женщины-воина, в которой воинское поглощает женское. По меркам смиренного бытия это выглядит чудовищно, и оттого определение, данное ей Майей Туровской («священное чудовище соцреализма»), остается наиболее верным. В пейзажах средних фильмов она выплывала как рыба-кит — со своими воинственными жалобами на что-то, требующееся по сюжету, и уплывала, оставив прочное ощущение виденного чуда-юда.
Пафос, несоизмеримый с бытом, жил в ней всегда — в комедиях это было обжигающе смешно. Ведь Мордюкова столь же уникальна, сколь типична, — и столь же русская сказка, сколь и советская песня. Тяжелым шагом шли по улицам замызганных городов и сел
бой-бабы, скифки с авоськами, управдомши, торговки и колхозницы — бывшие царицы бывшей Великой степи, сохранившие от архаических времен способность к постоянной битве. Да, они воевали и восстанавливали «народное хозяйство» — и они же писали доносы, заседали в «народных судах» и обворовывали все тот же «народ», сопровождая сей процесс первосортным матом. Истерическая жажда непременного, монументального величия сочеталась в русском духе послевоенной эпохи с неряшеством и вырождением форм бытования.
Если в шестидесятые годы героиня Нонны Мордюковой жила в мире, измельчавшем в сравнении с миром священной войны, то за семидесятые к восьмидесятым она сползла в мир опошлившийся и выродившийся. Уморительная и жутковатая
Мария Коновалова из Родни — еще героиня, еще двигатель сюжета, боец за счастье — если не всего народа, так хоть своего непутевого семейства. У нее есть смутное знание того, что все не так и все следует переделать, пусть локтями и кулаками, — но никаких вековых устоев, правды, веры или традиции за ней уже нет. Мария-Комиссар трагична, Мария «Родни» — бессмысленна. Какая-то кукольность, пустотелость, что-то фантомное, нелепое есть в ее дурной энергичности и душевной глухоте. Вся она из родимых просторов и родных старых песен о главном — но просторы загажены и опозорены, а песни приторны и пошлы. Пожар беспримерной русской исторической гулянки в двадцатом веке спалил не только редкие виды флоры и фауны — повреждена в уме сама земля. Мать-Родина сделала себе дешевую «химию» и прет куда-то с сумками.
Превращение советской России в российскую Россию не нашло выхода в творчестве актрисы. Грандиозность Мордюковой всегда живо чувствовалась современниками и была несоизмерима с ее ролями — в особенности последнего десятилетия (две эпизодические бой-бабы в «Луна-парке» и «Ширли-мырли»). Ее связь с важнейшими особенностями национального духа взывала к воплощению много лет и была похищена идеологами кича для использования в фильме «Мама». Здесь ей предложили стать символом Родины, погубившей своих сыновей и пытающейся заслужить их прощение. Если киносуществование Мордюковой и рождало в умах отблески высших и обобщенных значений,
то как актриса она далека от абстракций и отвлеченностей.
Она всегда играла точный характер, конкретную судьбу, ничего
не «символизируя». Примитивное комиксовое пространство «Мамы» расщепило образ Мордюковой на цепь картинок с ее изображением, за которым маячит зловещая пустота. За очертаниями знаменитого лица, застывшего подобно маске, не чувствуется больше ни почвы, ни истории, ни судьбы, ни души. Превратившись в знак умозрительного идеологического построения, из творческого пространства она переместилась в мир визуальных мнимостей, где «Родина» — такая же весомая деталь рекламного пейзажа, как йогурт и жвачка. В этом фильме значение Мордюковой отделяется от нее самой и живет как зомби, по велению визуальных колдунов. Но распад ничуть не коснулся ее самой — и документальный телефильм Ренаты Литвиновой «Нет смерти для меня» об актрисах тоталитарной эпохи, где Мордюкова впрямую рассказывает о своей жизни, предъявил нам исполненную прирожденной художественности великую трагическую героиню античного масштаба — Медею, сосланную в колхоз.
Москвина Т. Мордюкова Нонна // Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. II. СПб.: Сеанс, 2001.