Роману «Тихий Дон» обязан я одним из наиболее сильных впечатлений молодости. Кинофильм, поставленный Сергеем Герасимовым, ярко обновил это впечатление.

Получилось так, что первую серию «Тихого Дона» я увидел в одном из небольших кинозалов на окраине Москвы. Зритель шел туда самый неискушенный, и мне казалось, что особенно много там было пожилых женщин и среди них, пожалуй, и такие, которые, хотя и наслышаны были о знаменитом романе от своих мужей и детей, но сами вряд ли его читали. И вот даже такого, совсем неискушенного зрителя, кинофильм «брал» сразу и целиком. Любовная драма Аксиньи и Григория у каждого задевала что-то пережитое или близко наблюденное. Начиная с ее любовной завязки и до страшного разрыва, когда Григорий в припадке ревности жестоко избивает нагайкой глубоко им любимую женщину и уходит к нелюбимой жене, эта драма, до краев заполнившая первую серию, сосредоточивает на себе все внимание. И если в начале картины грубоватый юмор текста, яркая живописность бытовых сцен, свирепая драка, свадебное веселье и картины крестьянского труда вызывали смех и добродушные замечания, то, чем ближе шло дело к развязке, чем тяжелее становились перипетии, сквозь которые проходили возлюбленные, тем чаще глубокие вздохи слышались в темном зале, тем чаще губы непроизвольно шептали слова сочувствия и печали.

Правда человеческих страстей, показанная на экране, бередила старые раны, оживали воспоминания об обидах и несправедливостях прошлого, давние, натертые еще сословным и классовым неравенством раны, поднимались жгучие воспоминания о народных бедствиях…

Однако, когда смотришь вторую серию, понимаешь, что первая, при всей самостоятельности ее художественной задачи, является всего лишь распространенным прологом к той великой народной драме, которая раскрывается во второй серии.

Познакомившись с Григорием Мелеховым, полюбив его, зритель с сочувственным волнением следит за его путем в революции.
И, хотя превосходны и полны глубокой правды массовые и батальные сцены, разворачивающиеся на экране, в центре внимания все время находится сам Григорий Мелехов, и удача фильма прежде всего обусловлена большой удачей в изображении именно этого главного героя. Сейчас я просто не помню, каким представлял себе Григория до фильма, и мне кажется, что именно таким, каким мы его видим на экране, он и задуман был Шолоховым и воплощен им на страницах романа. Мы видим, как развертывается шаг за шагом эта противоречивая, честная и благородная, но при этом не затронутая никакой культурой душа. Все время не оставляет впечатление, что Григорий словно не проснулся. Он, видно, и сам старается пробудиться и порою погружается в мучительные раздумья.

Но наш зритель таким и принял его, таким полюбил и объяснил себе, таким пожалел. И, когда после просмотра второй серии народ в молчании вышел из кино, в ответ на нападки молодежи по адресу Григория я вдруг услышал:

— И совсем он не плохой, он колеблющийся… — Это сказала простая, уже старая женщина…

Либединский Ю. Тихий Дон // Искусство миллионов. Советское кино (1917–1957). М.: Искусство, 1958.