В декабре 1938 года режиссер-документалист Эсфирь Шуб спросила меня, не написал ли бы я сценарий «Испания». Я дал согласие.
Вот как иногда соединяются замыслы, творческие пути.
Я рассказал Эсфири Шуб некоторые черты своей поездки.
Вытащил на стол груду своих испанских записей, книг, материалов, картин, снимков… Я рассказал ей о Кармене.
30 декабря и 3 января на «Мосфильме» был просмотр хроникального материала об Испании. Я увидел вновь те места, где был. Увидел куски, от которых забилось сердце. Фильм будет!
Мы начали с Эсфирью Шуб работу. Писатель и режиссер вместе, плечом к плечу. Годы знакомства и дружбы позволили нам идти уверенным, свободным шагом. Мы знаем прочно, во что мы верим в искусстве, знаем, что нам нужно, чего мы ищем и от чего отказываемся наотрез.
Мы смотрели материал наших и испанских операторов часами подряд. В просмотровом зале было совершенно тихо. В темноте падал на столик лишь узкий свет рабочей лампочки. Вели краткие записи. Материал был необыкновеннейший… Это была сама Жизнь. Это сама смерть… Я не знаю людей, которые могли бы дать в игровом плане подобные сцены… Их эпический размах — неповторим. Это — Испания труда и мира. Это — Испания, вечная и прекрасная. Это — Испания, ликующая и скорбная.
Тысячи метров пленки бежали и бежали… Я был захвачен целиком. На личные мои испанские восприятия хлынул поток жгучих, ярых, неповторимых документов. Литературные навыки расширялись под напором правды жизни, ее скрежета, воплей, цветения.
Память не могла все охватить… Мы обменивались с Эсфирью Шуб и с друзьями монтажницами только взволнованными репликами. В темноте иной раз роняли слезы, ибо то, что мы видели, исторгнет слезы из любого. Мы радовались, когда испанский народ выпрямлялся, побеждал, упорствовал. Мы узнавали знакомых: «Пасишария!.. Хосе Диас… Смотрите, он роет окопы…» Мы называли имена командиров: Кампесино, Листер, Матэ Залка — он же генерал Пауль Лукач…
Мне трудно передать здесь все впечатления, вызванные этими просмотрами. Надо было немедленно отойти от душевных бурь. Сделать паузу. Нащупать метод новой работы. Пришли обдуманные решения. Мы делаем не хронику, не «документ»… Мы делаем большой трагедийный фильм о народе, об Испании, ее борьбе. Мы ищем некие интегральные житейские, философские, военные и исторические решения.
Начата деловая фаза. 9 января у меня на столе опись материала,
кадр за кадром. Тут 9632 метра. Все записано лаконично:
«Общ. план: Мадрид». «Ср. план: шоссе»…
Из этой огромной, тетради надо сделать сценарий. Делаю первые наметки.
Вновь просмотры. Надо отжать материал. Надо сверить: выйдут ли задуманные сюжетные и эмоциональные ходы, связанные с историческим ходом событий?
Да, они получались. Не всегда. Иные куски упрямо не подчинялись. Не то движение, не тот ритм, не то освещение… Иные куски не срастались в единое драматургическое целое. Приходилось искать новые решения.
Я работал непрерывно, переводя взгляд с бумаги на экран и с экрана на бумагу. Опять узкий луч света, краткие записи. Надо было докопаться до решений. Писатель в кино — это значит: писатель у камеры, у монтажного стола, у «мовиолы», в просмотровом зале. ‹…› Нужно уяснить себе ее место в общей композиции: уяснить себе связь и взаимоотношение литературной мысли и мысли кинопластической, зримой или слышимой. Я был рад, когда Эсфирь Шуб сказала мне: «Надо слушать материал»… Именно не только видеть немое изображение, но и слушать, постигать его во всех мыслимых монтажных, звуково-музыкальных сочетаниях. ‹…›
Месяц, полтора месяца просмотров, проверок, литературных проб и немедленных проверок на экране. Отличная школа, двигающая меня дальше.
Сценарий написан. Сценарий передиктован, ибо надо на слух проверять дикторский текст.
Третьего марта письмо от Шуб: «Прочла ваш сценарий. Все хорошо. Работать можно… Местами, однако, фактура кадров не укладывается рядом…» Права ли она? Прислал мне письмо и сценарный отдел «Мосфильма»: «Разрозненный материал хроникальных съемок приобрел жизнь…» Очень хорошо, товарищи.
Начался монтаж. Эсфирь Шуб по полторы-две смены вместе со своими сотрудницами-монтажницами, неделями не разгибаясь, работала над реализацией замысла.
Замечания ее о несовпадениях фактур, порой мне непонятные, становились понятными на экране. У Эсфири Шуб отличный глаз! Это были полезные предметные уроки. Писатель убеждался, что не всегда литературный ход дает адекватное решение на экране. Режиссер в свою очередь убеждался, что общие драматургические решения, идущие в плане новой драматургии масс, могут по-новому направить документальный жанр.
Мы обязались сдать фильм «Испания» в конце этого месяца.
Сейчас мы делаем первый прогон всех девяти частей фильма
(фильм полнометражный). Мы уясняем себе всю композицию вещи окончательно.
Перед нами пройдет Испания мирных дней, Испания 1936, 1937, 1938 годов и Иопания 1939 года. Мы увидим и друзей и врагов. Мы увидим поля, берег океана, города, быт народа, мятеж Франко; мы увидим вновь современный бой, его подлинные звучания (а не «звучки» кустарной выделки, практикующиеся, к сожалению, на наших студиях и по сей день); мы увидим армию, интербригады, смены времен года, пленных, убитых, — стариков и младенцев… Мы проверим снова и снова драматургию, монтаж, звук, музыку (ее написал Гавриил Попов, написал сильно).
Просмотрев работу, мы придадим ей дикторский текст.
Слово должно войти новым компонентом: не иллюстративным, не информационным, а неким третьим планом, голосом истории, выражением наших мыслей и чувств.
1939
Вишневский Вс. Фильм «Испания» // Вишневский Вс. Статьи, дневники, письма. М.: Советский писатель, 1961.