И жертва, и трагичность, и самые страдания даются в фильме глубоко, серьезно, даже страшно, а обреченности нет и внешнего оптимизма нет. Это новое, социалистическое искусство.
Я взял бы к фильму эпиграфом отличную, на мой взгляд, фразу из самого же фильма. Когда говорят там о необходимости
постройки узкоколейной дороги, то произносится эта фраза:
— Там (на болотах) строить нельзя… Но и не строить нельзя.
К великому множеству исторических ситуаций, событий, переплетений тех лет можно применить эту революционную формулу: сделать нельзя и не сделать нельзя. И в этой революционной формуле самая сокровенная и великая суть оптимизма, который пронизывает фильм от начала до его прекрасной заключительной реплики.
Да, конечно, это другой оптимизм, принципиально отличный
от того, до которого мы докатились в «Кавалере Золотой Звезды».
Позвольте мне оценку образа Корчагина, как его понимают режиссеры и как трактует актер, заменить одним личным воспоминанием.
У меня очень плохое зрение. Отчего? Это следы романтики революции, о которой мы говорим с упоительным умилением и легкостью. А мальчишке было 18 лет, и неизвестно, какой черт понес его в красногвардейский отряд, так как воевать он не мог, оттого что был страшно близорук.
Потом смена властей в Ростове, аресты, голод, холод и, наконец, сыпняк с катастрофическим осложнением на глаза. Я находился недолго под угрозой полной слепоты. Молодой организм поборол, но я остался на всю жизнь с ужасным зрением. Вот вам романтика революции… Но я никакой не Павел Корчагин, тысячной доли не сделал по сравнению с ним, на меня лишь легко дохнула гражданская война… И видите, как это серьезно, как трагично.
Дальше иду по молодости: продразверстка, трибунал, суды над кулаками, укрывающими хлеб. Я корреспондент газеты и секретарь трибунала. И… мы с другом в редакции имеем на двоих одну пару башмаков.
И я, как сейчас, вижу перед собой Мишу Долирова, который входит босиком в редакцию.
Покажи теперь на экране босого журналиста — скажут: неприлично. Но позвольте, — это и есть подлинная, а не кажущаяся нам через сорок лет романтика революции! ‹…›
Громадная, суровая, непреклонная сила в образе Павла Корчагина в этом фильме взята из самого страшного, чем был проникнут подвиг. Хорошо это или дурно?
Мне думается, что это верно и хорошо.
Я смотрю на экран, вижу лицо, глаза, весь облик этого человека, и мне, в мои годы, становится стыдно за себя, стыдно за какие-то свои сетования, неудовольствия, за свое поведение… Думаю, что то же состояние испытают и наши молодые люди, которые умно, серьезно отнесутся к этому фильму. Нашей молодежи надо почаще напоминать суровые, страшные, драматические приметы первых лет революции.
‹…› такой картины, которую теперь сняли Алов и Наумов, они не видали и такой романтики не знают. А должны знать!
Ведь мы уже на просмотре фильма заранее знали, какие возникнут возражения против картины. Мне потом сказали, что появился термин, осуждающий картину, — «вшивая».
Слово противное, обвинение, рассчитанное на чистоплотность мещан. Но я, видите ли, сам писал в газетах в те далекие времена пламенные статьи о… вше, которая грозит погубить революцию.
Вся картина, повторяю, как бы говорит нам, что то, что в ней происходит, «делать было нельзя», то есть делать было невозможно, сверх человеческих сил, но и не делать было нельзя. А ведь бывает бодрость в кинематографических произведениях, от которой зритель уходит в состоянии уныния. После этого фильма мне не то что хочется работать, творить. Мне стыдно не благодарить мой народ за то, что я могу работать и творить… И ведь это можно чувствовать только в том случае, когда искусство покажет тебе реально, серьезно, без глупых прикрас подлинную дистанцию между минувшим и сегодняшним временем.
Другие художники по другому решили бы эту тему. Более того, я сам с любовью к юмору, к мягкости (может быть излишней) не был бы способен на столь жестокие решения, писал бы по-другому. Но давайте от слов переходить к делам и ставить побольше картин хороших и разных. ‹…›
Буденновская атака… Экспозиция к эпопее с узкоколейкой…
Идет одинокая, усталая девочка по пустынной улице и грустно повторяет:
— Дрова… купите дрова.
Из этой мудрой по скупости и от того полной смысла мгновенной сцены возникает огромное событие.
Погодин Н. Это и есть правда // Искусство кино. 1957. № 2.