Авторы фильма широко пользуются острыми эмоционально-выразительными приемами, которыми так богат кинематограф, чтобы передать зрителю свой восторг, свое восхищение людьми легендарного поколения. Как и в жизни, где сложно переплетается высокое и низкое, трагическое и смешное, страшное и прекрасное, в фильме сочетаются документальность, хроникальность и обобщенность, вырастающая до символа бытовая деталь и высокая поэтическая образность. Особого внимания заслуживает цветовое, живописное решение фильма. Краски то блекнут, словно растворяясь в застойной пыли, висящей над захолустным городком, то вспыхивают жарким светом боя. ‹…›

На фоне стремительно несущихся клубов черного дыма прошли титры. Отгремели тревожные аккорды увертюры, где короткими всплесками прозвучали мелодии песен революции.

Первый кадр.

На подушке неподвижное лицо Корчагина. Широко открыты невидящие глаза. Высокий, крутой лоб обрамлен черной шевелюрой с сединой на висках.

Бесстрастный голос диктора быстро, но не торопливо читает слова анкеты.

«Фамилия — Корчагин, имя, отчество — Павел Андреевич, год рождения — 1902. Время вступления в комсомол — 1919. Членский билет № 967. Был бойцом, чекистом, рабочим революции. Вследствие тяжелого ранения на фронте гражданской войны в 1927 году был разбит параличом. В 1928 году ослеп. Страстно желая остаться полезным своей партии и своему классу, написал книгу воспоминаний о великих боях. Единственный экземпляр рукописи почтой был…

— Утерян, — разжались плотно стиснутые губы Корчагина, — потеряли.

Трудно перенести случившееся. Рукопись, появившаяся в результате напряженнейшей борьбы с болезнью, рукопись, каждая страница которой давалась ценой огромных усилий, — пропала. Найдет ли этот человек, слепой, прикованный к постели, новые силы для борьбы. Откуда их взять?

Такого эпизода нет в романе. Но память сразу же подсказывает место в романе, родственное этому эпизоду.

В парке над морем одиноко сидит Корчагин. Он болен, он не привык хитрить с собой — надежд на излечение нет. Перед ним проносится вся его жизнь, с детства до последних дней.

Вопрос за вопросом мучительно сверлят его мозг.

«Чем оправдать свою жизнь сейчас и в безотрадном завтра? Чем заполнить ее? Просто есть, пить, дышать? Остаться беспомощным свидетелем того, как товарищи с боем будут продвигаться вперед? Стать отряду обузой? Что, вывести в расход предавшее его тело?.. Кто осудит бойца, не желающего агонизировать?»

В руке у Корчагина появился револьвер. Нет, это не ответ.

И снова вопросы.

«А ты попробовал эту жизнь победить? А ты все сделал, чтобы вырваться из железного кольца? А ты забыл, как под Новоград-Волынском семнадцать раз в день ходили в атаку и взяли-таки наперекор всему?»

И, наконец, ответ. Единственный ответ настоящего, сильного, большого человека, коммуниста — «Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай ее полезной».

Год за годом вспоминая всю свою жизнь, Корчагин с глубокой ясностью понимает, что он не может, не имеет права предать дело, которому посвятил жизнь он сам и его товарищи.

Этот эпизод дал авторам фильма как бы ключ к характеру сюжета, построенного как воспоминания Корчагина.

Такой сюжетный ход позволял относительно свободно оперировать материалом романа и одновременно обусловил выбор сцен и эпизодов — узловых, наиболее драматических моментов в жизни героя. ‹…›

В фильме «Павел Корчагин» преобладает изображение трудностей, невзгод и лишений, которые пришлось перенести Корчагину, его товарищам, молодой Советской стране в те суровые годы.

Нужно вспомнить, сколько бутафорности, приглаженности было в фильмах послевоенного десятилетия, претендовавших на изображение подлинных сложностей жизни, нужно вспомнить все это, чтобы представить, насколько вразрез с эстетикой демонстрации парадных доблестей был создан фильм «Павел Корчагин».

Однако отсутствие в фильме формального равновесия «светлых» и «темных» тонов ставилось критикой в вину постановщикам картины. А ведь авторы фильма пошли наиболее трудным, но несомненно плодотворным путем: отказавшись от преподнесения зрителю прямолинейных оптимистических схем, они сумели наполнить подлинным оптимизмом сцены, изображавшие самые критические, самые напряженные и трудные моменты жизни героя.

Такой способ утверждения жизни, утверждения веры в человека, в его мужество, твердость и непобедимость точно соответствует эстетике романа Н. Островского «Как закалялась сталь».

Потеря рукописи дли тяжелобольного — страшный удар. Но зритель слышит слова, обращенные Павлом к самому себе:

— Выходит, жизнь снова стукнула тебя по зубам? А кто говорил тебе, что борьба будет без крови? Ты просто все забыл. А забывать нельзя. Разве ты не привык получать удары?

Удары. Именно они занимают в каждом эпизоде фильма главное место.

Недаром первое, что вспоминает Корчагин, это уроки бокса, преподанные ему Жухраем. «Не раз летел он кубарем, сбитый с ног ударом кулака Жухрая, но учеником оказался прилежным и терпеливым.

Вот Павел лихо расправляется с нагловатым гимназистом Сухарько, расправляется приемами бокса, перенятыми от Жухрая. Но пока это лишь ребячья драка сына кухарки и господского сынка.

Зато уже в следующем эпизоде Павел сталкивается с петлюровцем, конвоирующим арестованного Жухрая. Короткая схватка, побег, и вот избитого, окровавленного Павку вталкивают в подвал, превращенный петлюровцами в кутузку.

Едва придя в себя, Павел подходит к девушке с большими печальными глазами. Девушка стоит посреди подвала, взгляд ее немигающих глаз устремлен в одну точку, она тихо стонет, покачиваясь, как маятник.

И Павел забывает о своей боли, о грозящей расправе. Он видит горе другого человека и готов принять участие в его судьбе. ‹…›

Корчагин с полным правом сможет сказать о себе, о прожитой жизни: «Самое главное — не проспал горячих дней, нашел свое место в железной схватке за власть, и на багряном знамени революции есть и его несколько капель кропи».

Понятно, почему Павел не может усидеть в солдатских теплушках, неделями перегоняемых со станции на станцию. ‹…› — Я, Рита, в Первую Конную подамся.

И вот vже «страшное, жуткое, как смерть „даешь!“ потрясло воздух. Конная лава буденновцев мчится на врага. Падают сбитые пулями бойцы. Исступленное ржанье лошадей перекрывается грохотом артиллерийских разрывов. Дымится опаленная зноем земля.

Взвив над головой сверкающий клинок, мчится Павка. Рот его перекошен отчаянным «ДАЕШЬ!»

Ветром сбивает с головы Павки буденновку, топчет атакующая конница краснозвездную шапку и выпавшее из нее письмо.

Мчатся кони, жарким боем горит степь, а за кадром спокойный голос Павки:

«Милая мама, Мария Яковлевна. Пишет вам сын ваш, Павка… год набегает, как расстались мы с вами, если дадут отпуск — увидимся. Но не надеюсь, так как нахожусь бойцом в Первой Конной армии армии товарища Буденного. И готов ежесекундно сражаться за власть Советов». Свистящий звон клинков, шрапнельные вихри, неумолима лава буденновцев. «Живем мы хорошо. Кормят нас хорошо… И боев тяжелых пока нет, так что не волнуйтесь за вашего сына и живите себе спокойно».

ДАЕШЬ!

В ураганной атаке летит красная конница.

Падает с коня Павка, задетый хлыстом пулеметной очереди.

Госпиталь, короткий отдых дома и снова строй. ‹…›

Рассказ о строительстве узкоколейки — одно из лучших мест романа. Недаром слова, произнесенные Жухраем, приехавшим на строительство, вынесены в заглавие книги.

«Федор смотрел на мельканье лопат, на согнутые в напряженном усилии спины и тихо сказал Акиму:

— Митинг не нужен. Агитировать здесь некого… Вот где сталь закаляется». ‹…›

 «…Поглядите, второй месяц здесь копаемся, четвертую смену дорабатываем, а основной состав — без передышки, только молодостью и держится. А ведь половина из них простужена. Посмотришь на этих ребят, так сердце кровью заливает. Цены им нет… Не одного из них загонит в гроб эта проклятая трущоба».

Эти слова в романе «Как закалялась сталь» произносит коммунист Токарев.

Вызывает недоумение, чем руководствовались критики, упрекая авторов фильма «Павел Корчагин» за сгущение трагических тонов в эпизодах строительства узкоколейки. Наверное, их смущала непривычная беспощадность правды этих сцен.

Льет дождь. Размытая земля брызгами вырывается из-под ударов десятков лопат и кирок.

Дежурный бьет в подвешенный на столбе вагонный буфер. Руки комсомольцев разбирают аккуратно разделенные кусочки хлеба.

Снова земля взрывается под напором лопат и ломов. И дождь, дождь без конца.

Короткие осенние дни. Горят воткнутые в землю факелы. Работа не останавливается.

Стоя на коленях, паренек с размаху вгоняет в землю лопату без черенка. Бьет! Бьет!! Бьет!!! Отваливаются скользкие пласты земли. И словно именно этот неизвестный одержимый паренек высек из земли песню: Мы… молодая… гвардия… рабочих… и крестьян… — звучит в оркестре.

Земля поддается. Отступают снег и холод. В мерзлую землю ложатся шпалы, крепятся рельсы. Неудержимо тянется все дальше и дальше дорога — к теплу, к жизни.

Не у каждого хватает воли и мужества таким трудным, героическим путем идти в будущее.

Поезд, которого ждали с таким нетерпением, привез горькую весть — смены не будет.

— Хватит, — сказал длинный, прыщавый парень. Из-за кусочка картона лично он жертвовать своим здоровьем не собирается. Он вынул комсомольский билет и бросил в лицо Токареву.

Наступила жуткая тишина, так что стало слышно, как потрескивает свечка, к которой Токарев поднес сложенную вдвое картонку: нет больше этого комсомольца.

Отличный, сильный эпизод. ‹…›

Снова, как и в начале фильма, мы видим неподвижное лицо Корчагина на подушке. Но что-то новое появилось в его чертах, новые нотки звучат в его голосе.

— Ничего! Меня не так легко угробить.

Выходит из комнаты мать Павла, гасит свет: — Работай, сынок…

Удивительно точная подробность: работай — гаснет свет: Корчагин слеп.

Вслепую, нетвердо, рука Павла выводит первые буквы на белом листе бумаги, покрытом картонкой с прорезями: Как закалялась сталь.

И последний кадр. Прямо с экрана в зал, к зрителям, обращается Корчагин, такой, каким мы видели его в Боярке:

— Если вам когда-нибудь скажут, что Павка Корчагин сложил оружие или умер, не верьте! Это брехня! ‹…›

Тех заключительных слов, которые прозвучали в фильме, нет в романе Островского, и тем не менее их присутствие вполне правомерно. Весь художественный строй картины, его внутренняя публицистическая интонация подготавливают зрителя к тому, чтобы услышать и принять не только разумом, но и сердцем эти слова, завершающие фильм.

Разумеется, содержание картины не исчерпывается финальной фразой. Фильм рассказывает не о подвиге одного человека, Корчагина, а о подвиге целого поколения, и это было большой заслугой создателей фильма.

В ряде кинофильмов, вышедших в послевоенное время, исключительная личность занимала основное место, а люди «простые», масса, изображались бегло, приблизительно,
как фон, на котором действует герой.

Фильм «Павел Корчагин» активно выступает против этой тенденции. Соблюдая психологическую точность приема воспоминаний (а вспомнить себя зачастую бывает трудней, чем восстановить в памяти то или иное событие, место действия, окружающих людей), авторы фильма получают возможность внимательно вглядеться в мир и людей, окружающих героя.
Надолго запоминаются в фильме герои «второго плана»: неугомонный романтик Сережа Брузжак, беспощадный, одержимый Ваня Жаркий — характер цельный, интересный, Франц Клавичек, милый и добродушный парень с отважным сердцем бойца.

Авторы фильма стремились убедительно показать «обыкновенность» своих героев, а не их исключительность. ‹…›

Многих сцен и эпизодов фильма «Павел Корчагин» не найдешь в романе. Нет в романе письма, которое так и не удается Павлу послать матери, нет сцены митинга на вокзале после прихода первого эшелона с дровами из Боярки (очень сильный, волнующий эпизод), нет ночного разговора Павки и Вани Жаркого и ряда других сцен. Но когда смотришь фильм, не возникает мысли, что это «чужие» сцены, настолько точно передают они дух романа.

 

Кураев М. Живой с живыми // Литература и кино. М., Л.: Просвещение, 1965.