Свободно преодолевают Алов и Наумов постановочные трудности массовых сцен. Вспомним хотя бы сцену на битком набитом вокзале, когда Мари сквозь плотную толпу пробивается к поручику Закревскому.
Монтаж «Ветра» энергичен, полон динамики, смел и напряжен, как струна.
Сценарий «Ветра» написан самими режиссерами. Сюжет отчетливо «эпизоден». Из города, занятого белогвардейцами, пробиваются на Первый съезд комсомола двое юношей н девушка: Федор (арт. Э. Бредун), Настя (арт. Т. Логинова) и Митя
(арт. А. Демьяненко).
Уже в начальном эпизоде ощутим «ключ» повествования: крайняя степень драматической напряженности.
Белогвардейцы окружили депо, в котором забаррикадировались рабочие. Внутри депо, у ремонтной ямы с паровозом, идет собрание. Подпольный ревком посылает на Первый съезд комсомола двух делегатов: «одного убьют, пойдет другой». К ним присоединяется Настя. Она хочет разделить все опасности с Федором. Но как же они выберутся из осажденного здания? Внезапно рушатся запертые ворота депо. Пробив ворота, паровоз с делегатами под выстрелы ошеломленных беляков устремляются вперед.
Не давая ни на секунду передышки зрителю, нарастает лавина событий.
Как только паровоз вырвался из депо, пуля угодила Мите в ногу. Но и раненый он не отстает от товарищей. У сторожевой будки тройка героев натыкается на труп убитого белыми стрелочника. В поезде, куда они пересаживаются, Федор попадает в руки белогвардейцев.
Конвойные сажают арестованного Федора в трамвайный вагон, выгнав оттуда пассажиров. Но к «колбасе» пристраиваются Митя и Настя, а к передку трамвая — их новоявленный союзник, беспризорник Окурок. Возникает драка, Федору удается убежать, но тут же он оказывается в ловушке. За ним погоня. Подъезды домов заперты. В какой-то подворотне он сталкивается с молоденькой девушкой, вид, манеры и лексикон которой («Офицерик, приходи, буду ждать») не оставляют никаких сомнений в избранной ею профессии.
Голод и нищета погнали Мари на этот страшный путь.
Она прячет Федора в своей комнатушке в доме свиданий
как «гостя». Федор спасен. Вот уже наши герои все вместе и добрались до расположения красных. Белогвардейский ротмистр, выследивший Федора, опознан. Революционный трибунал судит его. Но внезапно врываются в зал суда белогвардейцы, с налету захватившие город, и юные герои фильма опять в лапах белых мучителей, и угроза смерти повисает над ними.
Не будем пересказывать дальнейшие звенья сюжета, — они идут в таком же лихорадочном темпе. Маятник событий все время касается крайних точек амплитуды — нависающей гибели и спасения. ‹…›
В последнем эпизоде тема морального выбора и тема подвига поставлены наиболее остро. Может быть, именно в целях наибольшего заострения в центре неожиданно оказывается
фигура Мари.
Когда Федор остается с Мари в ее конурке, он обрушивается
с пылом и неистовостью на свою спасительницу: «Народ за правду поднялся, а ты тут с гадами путаешься, в ногах у них ползаешь.
А ведь ты молодая. Не рабыня ты — человек!» И молоденькая девушка, которую голод толкнул на путь порока, рвет со своим прошлым, вместе с Федором отправляясь в неизвестный и опасный путь. Не потому, что она поняла и усвоила идеи, пропагандируемые Федором, а потому, что сердце ей говорит о чистоте и возвышенности его целей.
Чужой выглядит Мари с убогим шиком своего туалета рядом с комсомольцами. Но как ни невероятен этот эпизод, авторы все же, думается, не погрешили против правды. В огне революции, в буре, свергнувшей старый мир, в зареве сияющих лучей светлого завтра встречались еще более удивительные случаи социальной переплавки.
Мари оказывается героиней самого драматического эпизода картины. Когда в зал суда врываются белые, ротмистр объявляет всех находившихся в зале заложниками за непойманного делегата большевистского съезда: «Срок до утра! Будете молчать, каждого второго расстреляем!» (ситуация, нужно сказать, надуманная и маловероятная).
Федор хочет объявиться. Настя его отговаривает. Их разговор (из которого ясно, что Федор любит Настю) случайно подслушивает Мари. Она надевает Настин жакет, в котором находится мандат (волею сценаристов безымянный) делегата комсомольского съезда, и отдает себя в руки белых. Арестованных отпускают на волю. За этим следует поставленная с огромным темпераментом и эмоциональным напряжением сцена казни захваченных большевиков. Крупным планом — ноги людей, которых ведут на казнь. Латаные ботинки, запыленные сапоги. Среди них нарядные туфельки Мари.
Аппарат уходит наверх. Открывается огромная площадь у церкви. Стоят солдаты в каре. Ведут смертников. Конвойный грубо толкает отставшую Мари. Она падает, с трудом поднимается и шагает дальше.
Смертников выстраивают у стены. Заставляют снимать обувь. «Простите, мне тоже снимать?» — спрашивает Мари. «К стенке!» —- раздается голос. Мари покорно снимает туфли, поворачивается к стенке. Выстрелы… Мари в ужасе зажимает уши. Рядом с ней падают убитые. Рука расстреливающего целит в ее соседей, умышленно минуя Мари. Палач-садист заставляет ее многократно пережить ужас казни.
И после того, как отгремел последний выстрел, камера панорамирует по солдатским сапогам и убогой поношенной обуви. Она останавливается на маленьких девичьих туфельках. Смерть сроднила девушку искривленной судьбы с великим классом-героем.
Федор извлек Мари из грязи публичного дома. Все надежды связаны с ним, а после подслушанного разговора надежда на его ответную любовь угасла. Это не умаляет величия и красоты ее подвига, — она пожертвовала жизнью во имя того светлого и нового, за что борются Федор и его товарищи. Но правда характера, как и в предыдущем фильме, вступает в противоречие с маловероятными обстоятельствами.
В обрисовке своих героев Алов и Наумов оказались верными исторической правде. Да, таким было комсомольское поколение
тех лет, — беззаветно преданное революции, безбоязненное до героизма. Режиссеры постигли их душевный и внешний облик. Артист Э. Бредун в роли Федора схватил тип рабочего паренька—комсомольца тех лет. Простодушие и конфузливость, грубоватость, доходящая порой до грубости, за которой скрывается отзывчивое и горячее сердце — эти черты переданы удивительно верно. За выпадом против «девок», которых зря посылают на съезд, кроется затаенная любовь к Насте, желание спасти ее от опасности. За резкостью тона в разговорах с Мари точно так же таится душевное сочувствие, готовность забыть ее запятнанное прошлое. ‹…›
Правдиво схвачен и облик Мити, бывшего гимназиста, конфузливого и нескладного, и образ Насти с ее огромностью и твердостью духа.
Но в речи Федора на комсомольском съезде пафос переводит в риторику, и вся заключительная сцена приобретает привкус слащавости, благодаря прилизанности Окурка, появившегося в необъяснимо новенькой и пригнанной военной форме и сразу лишившегося обаяния характерности и правды.
Кульминация фильма — самый трогательный, самый впечатляющий поступок падает на долю Мари — говорит о пристрастии авторов картины к экстраординарности, к эффектам. Страсть к педалированию стала крупнейшим недостатком талантливой, горячей, мастерски сделанной картины. Эпизодов, пересказанных нами, с избытком достаточно, чтобы сообщить фильму сильнейшую драматическую напряженность, передав закаленную атмосферу времени. Но Алову и Наумову этого мало, и в фильме появляется
еще одна сцена расстрела большевиков. Она показана длинно, с мучительностью, с надрывом. Перед роковой минутой старый рабочий дает Федору пощечину, несправедливо заподозрив его в трусости.
Сцена первого расстрела была трагедией. Вторая — мелодрамой. Ею начинается серия новых сцен крайнего, подчас исступленного напряжения. Куча песка, под которой погребены расстрелянные, начинает шевелиться. Появляются дрожащие пальцы, за ними рука… Федор вылезает из-под земли и шатаясь бредет по степи.
Ему удается добраться до Москвы и попасть на съезд. Но только ему одному. Еще раньше Мари погиб Митя, застреленный на переправе. Гибнет и Настя — по воле сценаристов, самым эффектным образом. Федор на вагонной крыше идущего поезда, приближается встречный поезд. На крыше вагона Настя (хотя оба направляются в Москву).
Они бегут по крышам навстречу друг другу. Прыжок!.. Федор и Настя вместе, сжимают друг друга в объятиях. Именно в этот момент раздастся выстрел: Настя мертва.
В поисках эффектов авторы картины проводят наших героев ночью в заброшенную пустую церковь. Лики святых освещены многочисленными свечами. Откуда могло взяться такое феерическое освещение? Но мы уже говорили, что правду обстоятельств авторы не всегда считают для себя обязательной. Зато очень эффектны мольбы Мари перед обломком фрески с огромными глазами Спасителя: «Господи, помоги мне… не оставляй меня одну, господи… Мне хорошо с ними, мне с ними покойно».
На этом фоне произносит свою воображаемую речь перед Съездом комсомола Мити. Но здесь внешний эффект отступает перед волнующим излиянием души «очкастого» неловкого юноши. Наверное, на самом съезде среди большого стечения народа, Митя сконфузился бы и не высказал самого заветного: «Все, что у нас есть: свои сердца, свои мускулы, свою кровь. Мы говорим: Революция, бери! Это принадлежит тебе! Грядущие поколения спросят: а все ли вы сделали, что смогли? Не притомились ли от борьбы? Не закралось ли в вас равнодушие?»
Последние слова принадлежат уже не Мите, а авторам фильма. ‹…›
C истинным мастерством передали Алов и Наумов температуру, героический накал времени, полную опасностей обстановку. Но когда смерти следуют одна за другой, когда повторяются сцены массовых расстрелов, нагнетание приводит не к усилению, а к ослаблению впечатления. Зритель устает. В его душу закрадывается подозрение, что историческую правду авторы фильма подчинили драматургией эффектов.
Добин Е. От эпопеи к эпизоду // Молодые режиссеры советского кино. Л.; М.: Искусство, 1962.