Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Кино: Бег
Поделиться
Пособие по технике личных продаж
Опыт прочтения фильма

Время действия — 1921 год. Место действия — Стамбул, судя по всему — стамбульский пассажирский порт. Основных персонажей двое: Парамон Ильич Корзухин (в этой роли снимался Евгений Евстигнеев) и бывший начальник контрразведки Тихий (артист театра им. Е. Вахтангова Владимир Осенев). Наживший в военной неразберихе огромное состояние Корзухин покидает Стамбул, переправляясь в Париж. Пребывающий в стамбульской эмигрантской нищете Тихий стремится встретиться с Корзухиным, дабы получить у того какую-нибудь работу. Мы видим сперва, как Тихий расхаживает по причалу, пытливо глядя по сторонам, затем на белом авто подкатывает Парамон Ильич, и Тихий бросается к нему, оттесняя лакеев и носильщиков: первая задача, которую ему предстоит решить, состоит в том, чтобы в принципе добиться от Корзухина аудиенции.

Как решает Тихий эту задачу? Он произносит две фразы: «Я Тихий… чуть не повесил вас в Крыму, припоминаете?..» и «Униженно прошу десять минут для конфиденциальной беседы». Что касается второй — налицо реализация стандартного приема делового общения: очертив временные рамки предполагаемого вмешательства, проситель существенно снизил для своего визави связанную с этим вмешательством неопределенность, попутно чуть-чуть заинтриговав его на подсознательном уровне словом «конфиденциальный». Несколько забавнее обстоит дело с первой фразой. Как будто бы здесь столь же хрестоматийный прием установления контакта — представить новый контакт как продолжение старого. Смущает лишь того, прежнего контакта, висельная семантика — и мы готовы рассматривать происходящее через призму сатиры и гротеска.

Однако не стоит все же недооценивать и г. Тихого из контрразведки: он, право, «читает в сердцех»! Во-первых, человеку свойственно до некоторой степени забывать неприятные подробности прошлого. По крайней мере — на эмоциональном уровне. Дескать, что-то такое там было, была опасность, которой чудом удалось избежать, — и был вот этот человек рядом, как бы сопричастный этому чудесному избавлению от опасности. Во-вторых, ссылкой на свои былые висельные полномочия Тихий исподволь доказывает собственный профессионализм, неотъемлемой компонентой которого является известная независимость. Это мнение о себе Тихий впоследствии, уже под занавес рандеву, разовьет известным вопросом: «Позвольте спросить… вы сомневаетесь в том, что я бы повесил вас в случае соответствующего приказа?..» — и добьется от Корзухина надлежащего на этот вопрос ответа.

Согласие на аудиенцию дано. Персонажи проходят, по всей видимости, в каюту, и Тихий коротко излагает формальную цель своего визита. На Корзухина эти слова впечатления не производят («да, но вы мне не нужны…»), что, впрочем, Тихого не обескураживает: он и не ожидает иного, поскольку лишь сейчас только приступает к аргументации своих притязаний. Как он это делает? Прежде всего управляя степенью тревожности своего собеседника. Сперва Тихий снижает его напряжение, маскирует свою навязчивость якобы простой демонстрацией некоторого курьеза — собранной им персональной «базы данных». 
«Ради любопытства… позвольте зачитать?..» — «Ну, что ж — ради любопытства…» Корзухин расслабляется: он внимательно слушает и даже проявляет чаемое любопытство, интересуясь неразделимостью достоинств и недостатков генерала Чарноты. Однако вслед за этим предприятие Тихого едва не терпит фиаско: со словами «ну, что ж, вы меня развлекли… не смею больше задерживать…» Корзухин заправляет салфетку и собирается уже приступить к завтраку. Аудиенция, похоже, окончена, и Тихий в панике вымаливает дополнительные три минуты: «Виноват, не уложился…»

Надо как-то спасать положение. И Тихий добивается своего: он зачитывает Корзухину отрывки из досье на… самого Корзухина. Проходит полторы минуты, и Парамон Ильич прерывает это чтение фразой, символизирующей тактическую победу Тихого: 
«Что вы умеете делать?»

Так что же произошло? Почему сперва герой оказывается на грани провала, а затем все-таки добивается своей цели? Причина успеха Тихого состоит в его уже упомянутом умении в разговоре управлять чувством тревожности собеседника. Собственное досье Корзухин с первых же звуков слушает отнюдь не так отстраненно, как досье Чарноты, — и опасения его оказались не напрасны: Парамон Ильич вдруг увидел перед собой не контролируемого им человека, который знает некоторые факты и, что еще важнее, способен при желании разузнать кое-что еще. Такого человека стоит контролировать, даже если это связано с некоторыми материальными затратами. Иными словами, есть резон оплачивать не только непосредственную пользу, которую может принести такой работник, но и то, что он в таком случае гарантированно не причинит вреда.

Причина временной неудачи Тихого-продавца — банальная ошибка. Он просто не смог с первого раза довести до сведения покупателя-Корзухина, какой именно товар предлагается к продаже. Начав со слов «мною проделана гигантская работа…», Тихий закономерно создал у того впечатление, что объектом продажи является база данных как таковая. Но покупная база данных Корзухину вовсе не была нужна — у него имелась своя, причем, судя по показанной позднее папке с делом самого Тихого, ничуть не менее обстоятельная. И лишь услышав чтение собственного досье, Парамон Ильич понял, что предлагают ему не информационный продукт, а услуги специалиста по созданию подобных продуктов.
Это уже меняло дело: «Мне нужны преданные люди!..»

Далее нам продемонстрирована сцена триумфа: с великодушного дозволения Парамона Ильича Тихий в одиночестве поедает заказанный Корзухиным для себя самого завтрак — символическое подтверждение свежеустановленной системы отношений «хозяин—холоп». (Замечу в скобках, что данная сцена — несомненный кинематографический мини-шедевр, достойная жемчужина в моей воображаемой коллекции подобных кунштюков советского кино. Она на равных соседствует со сценой гибели ребенка в лесу из «Никто не хотел умирать», разъезда автомобилей после похорон из «Мертвого сезона», захвата басмачами аэроплана из «Миссии в Кабуле» или прыжков Мирона по киевским крышам из «Адъютанта Его Превосходительства».)

В принципе, на этом можно бы и остановиться, однако в фильме есть своеобразная coda: так сказать, последнее появление Тихого-персонажа на экране. Герой приходит к Серафиме Корзухиной и пытается завербовать ее, а заодно и подвернувшегося Чарноту в осведомители. Кончается эта попытка плачевно: выслушав вербовщика, Серафима удостаивает его пощечины, после чего Чарнота сперва сует его головой в наполненную мыльной водой лохань, а затем и вовсе спускает с лестницы. Таким образом, Тихий оказывается существенно менее удачливым покупателем услуг, нежели (перед тем) продавцом, — и это при том, что действовал он вроде бы правильно, по той же схеме, что и с Корзухиным:
начав разговор с фиксации факта предшествующего знакомства («мы с вами встречались в Крыму, помните?..»), он затем переходит к изложению своей пропозиции, напирая попутно на отсутствие альтернативы нищете и физической гибели собеседника («только чудо вас спасет от института проституции!..»). Можно предположить, что, на взгляд Тихого, делаемое им предложение объективно выгодно Серафиме и ее отказ имеет своим источником некие иррациональные материи, как-то: гордость, былые обиды, интеллигентские стереотипы и т. д. Словом, отнюдь не businessmatters.

Тихий явно удивлен ответной реакцией, его эмоции и жесты не позволяют в этом усомниться, а между тем удивляется он зря. Войдя в переговоры, он совершил осязаемую, вербализируемую и стандартную для коммерческих переговоров ошибку: не соотнес свое предложение с приоритетными целями контрагента. Точнее говоря, он вообще неправильно понял приоритетные цели своих собеседников: и Серафима, и Чарнота, погибая от нищеты, не считали тем не менее избавление от таковой самой насущной своей задачей. По-видимому, для Серафимы такой задачей является выяснение судьбы возлюбленного, приват-доцента Голубкова, тогда как для Чарноты — обретение полноты жизни в его специфическом флибустьерском понимании. Свяжи Тихий предлагаемую героям работу (а почему нет? вполне осуществимый в разрезе деятельности Парамона Ильича поворот!) с этими именно перспективами — и как знать…

Теперь хотелось бы понять, какое отношение ко всему этому имеет Михаил Булгаков? В пьесе «Бег» рассмотренный выше эпизод фильма отсутствует. По словам специалиста-булгаковеда
Л. К. Паршина, нет ничего подобного ни в переделках «Бега» 1933 года, ни в доработках 1934 и 1937 годов, ни в других произведениях писателя. Стало быть, перед нами экранизация сценарного отрывка, целиком и полностью созданного А. Аловым
и В. Наумовым (режиссерами и авторами сценарии одновременно), возможно, при каком-то участии Е. С. Булгаковой (согласно титрам, литконсультанта картины). Однако драматургия эпизода в высочайшей степени адекватна затрагиваемому материалу — превосходящему, по всей вероятности, непосредственный жизненный опыт своих создателей, существовавших всецело внутри советской реальности. Никто из них не ведал толком ни про продажи на свободном рынке, ни про эмигрантский Константинополь. Булгаков же, напротив, эти материи знал хорошо, и еще лучше знала их его вторая жена Л. Е. Белозерская, непосредственно прошедшая через Константинополь 1921 года.

Так что же перед нами? Обыкновенное чудо искусства или, если угодно, его, искусства, главный гносеологический парадокс. Один большой художник создает двух персонажей второго плана, а они переживают своего создателя и сорок пять лет спустя попадают в другие одаренные руки. Экранизаторы Булгакова заботятся лишь об одной правде — эстетической, и эстетической достоверности оказывается вполне достаточно для того, чтобы возникла достоверность иная: психологическая, историческая, языковая… А персонажи живут себе своей жизнью — словно бы радуясь тому, что вновь смогли обрести плоть и голос…

 

Усыскин Л. Фильм «Бег» А. Алова и В. Наумова как пособие по технике личных продаж // Новое литературное обозрение. 2002. № 6.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera