Кинематографическая версия сценаристов и режиссеров А. Алова и В. Наумова значительно отличается от пьесы «Бег». И не только включением ряда эпизодов из романа «Белая гвардия», из либретто о М. Фрунзе «Черное море», расширением показа масштаба событий, введением в кинематографическую ткань одухотворенного коллективного образа — победной, стремительной Красной Армии. Но и, как мне думается, переакцентовкой самого названия.
«Бег» — это не только отступление белых, не только паническое бегство от справедливого возмездия народа, это и неудержимый
бег нового времени — времени, утверждающего победу революции.
Картины «бега» лейтмотивом проходят через весь фильм. То это завязший в снегах в роще у златоглавого монастыря обоз с беженцами, с рассыпавшимися по ослепительной белизне узлами, гнутыми стульями (почти брейгелевские краски!). То змеящиеся по сугробам черной лентой казачьи сотни, а за ними цепляющиеся остатки старого мира, бывшие баре, их лакеи, убогие паяцы бродячего цирка. Неумолимо катится этот белый вал под сокрушительными ударами красных. И словно освобождаются родные просторы, выше залитое солнцем небо, более свеж звонкий воздух, чище, целомудреннее снега русские. Удивительно красивы, многоцветны и живописны русские пейзажи в фильме!
Они не только вносят в него поэтическую струю, но и как бы вводят в его содержание тему внутренней нерасторжимости и гармонии человека и родной природы. Трагична утрата этой связи. В далеком знойном Константинополе, в шумном Париже не раз будут сниться наяву утратившим родину ее ослепительные, звонкие пейзажи, русские просторы, в снежно-сказочном узорочье лес. И не раз герои фильма, словно в жажде приобщиться к чистоте, будут подносить к губам рассыпчатые пригоршни снега.
Символичны и другие кадры — переход через Сиваш «железного потока» красных армий к последним рубежам белых, усталый красноармейский оркестр, задающий тон наступающим. Эти яркие и мужественные эпизоды фильма как бы увенчаны незабываемыми картинами атаки полка Баева. Катится лавина конников, краснокрылой птицей метнулось вниз знамя — убило знаменосца — и тут же взметнулось негасимым факелом ввысь — подхватили его на лету чья-то крепкие руки. Ничем не остановить этот бег — марш нового времени! ‹…›
Стремясь восполнить отсутствие в литературном материале противостоящих белогвардейщине социальных сил, авторы фильма вводят и эпизоды с М. Фрунзе. К сожалению, из-за драматургической слабости и иллюстративности они так и остаются лишь эпизодами, хотя по замыслу, должны были стать «ударными».
Символичны кадры с вестовым Крапилиным (Н. Олялин), высказавшим белому генералу Хлудову, что он «мировой зверь», «шакал», храбрый вешать «только женщин да слесарей».
Они возникают в больной памяти Хлудова то как солдатский суд
над ним, то как тяжкая его дорога на эшафот. Холодные, однотонные по краскам, суровые, они вносят свою ноту в фильм, напряженную, высокую, словно разрывая его цветное полотно и низвергая в пучины памяти прошлого, больной совести жестокого генерала-вешателя Хлудова. Эти сцены несут важную смысловую нагрузку и во второй серии, когда перед нами развертываются пестрые, трагифарсовые картины константинопольского и парижского быта эмиграции и эмигрантов.
А вот сцены самоубийства белых офицеров, затянутые и нарочитые, оснащенные массой ненужных подробностей, не достигают эффекта или даже, как мне кажется, производят впечатление, обратное задуманному. ‹…›
Заканчивается фильм кадрами возвращения части бывших солдат белой армии в Советскую Россию с их надеждами и верой в прощение. Решает вернуться и принять приговор суда народного и генерал Хлудов. Он стоит одиноко на турецком берету в длиннополой расстегнутой шинели, с непокрытой головой и смотрит мертвыми глазами вдаль, где за морской дымкой — родина. И жмется к его ногам приблудная собака…
Человек и родина, судьба человеческая и судьба народная — вот основная тема нового фильма А. Алова и В. Наумова, которую они решают своими кинематографическими средствами на основе драматургического материала М. Булгакова.
Для меня главное достоинство режиссерской работы раскрывается в образах, созданных авторами. Как глубоко и верно они воссоздают характеры? Как передается через них революционный пафос времени?
В фильме «Бег» снимался отличный актерский ансамбль. ‹…›
Однако, мне кажется, в фильме больше «повезло» персонажам отрицательным. И это, кстати сказать, привело к тому, что образы русских интеллигентов, людей, любящих свою родину и случайно оказавшихся в противостоящем ей стане, показаны гораздо слабее, чем даже в тексте Булгакова. Алексей Баталов и Людмила Савельева оказались в невыгодных условиях: их героям отведено мало драматического действия, характеры их выписаны не столь тщательно и глубоко, нежели у Хлудова и Чарноты… А жаль! Потому что это образы — в основе положительные, и должны нести большую смысловую нагрузку.
Что же касается образов белогвардейцев, то здесь мы видим и более ярко обрисованные, полнокровные характеры, и их внутреннее движение, развитие. Возьмем хотя бы интересную работу Михаила Ульянова над образом казачьего генерала Чарноты. Какое многообразие красок здесь — от удальства до забубенности, с каким азартом играет актер! И какая сила внутреннего разочарования, усталости заучит в словах его Чарноты: «Кто в петлю, кто в Питер, а я куда? Кто я теперь? Я —Вечный Жид отныне! Я — Агасфер. Летучий я голландец. Я — черт собачий!» Жаль, что во второй части, которая, на мой взгляд, особо страдает длиннотами, слишком долго обыгрываются унизительные хождения Чарноты в замызганных подштанниках по Парижу. ‹…›
Фильм «Бег» открыл нам и нового актера, который только что вступил на кинематографическую стезю — Владислава Дворжецкого. Он впечатляюще, интересно сыграл генерала Хлудова, но несколько внутренне статично. Мне кажется, актер больше показывает патологию, боль, болезнь души своего героя, нежели страшную трагедию его, глубокий раскол его сознания, произведенный крахом прежних идеалов веры в силы иной России, запоздалым, пусть и смутным осознанием вины перед народом, на который он, Хлудов, посмел поднять руку. Я вспоминаю, какую трагедию человека, вставшего на путы жестокости во имя ложной идеи, показал нам в этом образе Николай Черкасов в спектакле «Бег» на сцене Ленинградского театра имени А. С. Пушкина! Мне довелось сниматься с Владиславом Дворжецким в фильме «Возвращение святого Луки» (это его вторая работа в кино), и он покорил меня своей серьезностью, глубиной, работоспособностью. Думаю, что кинематограф получил нового интересного и перспективного актера.
В конце фильма — необозримые заснеженные просторы родной русской земли.
«Ничего, ничего не было, все мерещилось! Забудь, забудь! Пройдет месяц, мы доберемся, — говорит в финале Голубков Серафиме, — мы вернемся, и тогда пойдет снег, и наши следы заметет…»
Да, неумолим бег времени, многие следы он заметет чистым снегом. Но не о забвении вины виноватых говорит фильм «Бег», а о том, какая пропасть разверзлась перед людьми, пытавшимися остановить ход нового времени.
Санаев В. Бег времени // Известия. 1971. 6 февраля.