Ну вот, свершилось!
Вчера посмотрела «Новый Вавилон» в готовом виде.
Более уродливой актрисы, чем я, экран еще не видел. Бабушка недаром говорила — на гуся похожа. Но гусь, по сравнению со мной, — красавец!
Я понимаю: надо ломать все буржуазные каноны… Уходить от красивости… Но не до такой же степени! Это же издевательство над зрителем. Воображаю, чем это все кончится!
Мне надо серьезно обдумать всю мою дальнейшую жизнь и уходить из кино.
Боже, как мне было стыдно смотреть на экран! Я даже не разобрала, какая получилась картина. По всем эпизодам рассыпаны мои куски. Вот на них я только и смотрела…
На тонкой шее болтается воронье гнездо. Какой-то туфлеобразный нос. Да еще туфля-то ношеная.
Глупая. Испуганные глаза. Удивленные брови…
Бал-мобиль — все актрисы хороши, как цветы. Семенова, Магарилл, Макарова красотки, и между ними идиотка… Какой ужас!
А когда нас ведут на расстрел!.. Уродство дальше некуда. И к тому же бесконечно старая… Еще бы… Москвин старательно вымазал меня вазелином и поставил нижний свет.
Я слышала, как в группе хвалили эти куски. И вот наконец увидела…
В просмотровый зал набилось полным-полно народу. Когда шли куски других актеров, все реагировали, смеялись, переговаривались, ахали. Как только возникала на экране «уникальная француженка», все в удивлении мрачно замолкали. На моих кусках стояла гробовая тишина.
Я не выдержала до конца и сбежала домой. У меня не было слез. Глупо и бессмысленно реветь. Все равно ничем уже не помочь.
Ужасно обидно, что я бросила танец. Со сцены не видно лица, а фигура сойдет. Но теперь у меня нет партнеров, и все надо начинать сначала.
После просмотра домой позвонил Козинцев:
— Ну как, Лёлище, понравились вы себе?
— Как вам не стыдно издеваться?!
Я бросила трубку. Все-таки удивительный человек Козинцев.
Просто садист! После того, что было на экране, он еще задает
такой вопрос.
Вслед за Козинцевым позвонил Трауберг. Я отказалась идти к телефону. Тогда Трауберг накричал на хозяина, хозяин накричал на меня, и я пошла, но тут уж не сдержалась и заревела.
— Что вы все от меня хотите? Зачем было меня снимать? Вы заранее должны были знать, что получится на экране!
— Не будьте дурой… Или вы ни черта не понимаете, или кривляетесь…
— Пускай я дура… Кто это вам сказал, что я умная… Вы назло мне звоните? Да?
И я опять бросила трубку.
Больше мне никто не звонил. А как мне хотелось, чтобы кто-нибудь позвонил… ‹…›
Вce-таки не выдержала и пошла на просмотр в Дом кино. Чтобы держаться независимо, я так сжала зубы, что они стали словно мягкими. И даже сейчас какие-то они чужие. ‹…›
Решила спокойно посмотреть картину. И посмотрела. Только когда появлялись мои куски, закрывала глаза. Так легче.
Если бы не я, картина была бы совсем хорошая. Какая-то она своеобразная. Ни на что не похожая. Немного от нее кружится голова. Очень уж короткие куски. Хотя очень здорово… Мятущаяся, орущая, жующая буржуазия — как будто вот-вот наступит ее последний день. И спокойные, плавные, уверенные в себе куски рабочих сцен. Это действует удивительно…
После просмотра долго хлопали. Потом началось обсуждение.
Я вся сжалась в комок. Все ждала, когда меня ударят. Мне до сих пор не верится, что каждый выступающий, поговорив о фильме, хвалил меня. Особенно Федор Никитин и Фридрих Эрмлер. Они обо мне говорили такие хорошие слова, что мне даже жалко себя стало. Захотелось плакать. Чтобы этого не случилось, сбежала домой. Вечером была масса поздравительных звонков.
А может быть, и правда не так плохо? Может быть, я чего-то не понимаю. Может быть, Трауберг прав? Не знаю…
Посмотрим, что будет дальше.
Стояла у выхода из кино: слушала мнение выходящих.
— Неужели не могли найти артистку покрасивее?
— Почему-то раньше артистки были совсем другие… А так — интересно…
Вот и кончилось все с «Новым Вавилоном». Как будто ничего и не было, только теперь я все знаю про себя. Если мне дадут после этого еще роль, значит, я родилась в счастливой рубашке. ‹…›
Кузьмина Е. О том, что помню. М.: Искусство, 1989.